Эта встреча входила в план Виктора. Но не сейчас и не здесь. Они обязательно сойдутся лицом к лицу. И чем ближе, тем лучше. Но немного позже. Если все пойдет хорошо, то не раньше, чем через час. Виктор от всей души надеялся, что тогда он будет подготовлен к этому рандеву лучше, чем сейчас. И от того, удастся ли ему отыскать одну вещь, будет зависеть, кто именно покинет место встречи, бодро насвистывая польку-бабочку. Если, конечно, его скороспелая теория: «Влияние предсмертного ужаса на качество и продолжительность загробной жизни» верна. Хотя бы отчасти.
«Если все получится, – угрюмо подумал он, – сменю работу. Стану первым в мире психологом, специализирующимся на душевной жизни покойников. Буду работать при каком-нибудь похоронном бюро».
– Господи, только бы это сработало! – прошептал он. – Только бы Серега не изменил своей привычке все делать в последний момент. И только бы его последние слова были не бредом.
Ночной лес ответил ему гробовым молчанием.
Валентин Петрович сидел в машине, исподлобья следя сквозь стекло за Катей, которая нервно вышагивала взад-вперед. С ружьем на плече она была похожа на перепуганного часового, подумывающего о дезертирстве.
Эта девица его порядком раздражала. По ней было видно – если он сделает что-то не так, она не задумываясь начнет палить. На лице все написано. Самая настоящая стерва. Он уж таких повидал на своем веку. Ведут себя так, будто дырка у них из чистого золота. Потаскушка молодая…
Валентин Петрович украдкой плюнул на пол машины, подумал немного и… плюнул еще раз, получив от этого акта гражданского неповиновения определенное удовольствие. Но длилось оно недолго. Вскоре в голову снова полезли мысли одна мрачнее другой.
То, что парень ушел, его не волновало. Ушел и ушел, хорошо бы и не вернулся. Но что, интересно знать, это щенок задумал? Неужели он по-прежнему считает Прохора обыкновенным маньяком, на манер тех чудиков, про которых рассказывают в передачах вроде «ТСБ»? Если так, то он идиот из идиотов. И ладно бы только свою голову подставлял. Так ведь нет! Беду накличет на всех. Перед бабой рисуется, как пить дать. Дорисуется, голубчик, дорисуется. Отгрызет ему Прохор голову, и будет прав.
Валентин Петрович злорадно ухмыльнулся, но тут же спохватился. Чему улыбаться? С тем же успехом Прохор может добраться и до него самого. Причем, гораздо быстрее, чем до щенка или его потаскухи. Он тревожно огляделся. Нет, пока все спокойно. Да и чего головой вертеть? Девка такой визг поднимет, если Прохор поблизости окажется, что и глухой услышит.
Поднять-то поднимет… Да только она молодая, может, и унесет ноги. А что ему делать? Он и пяти шагов сделать не успеет. И ружье у него отобрали. От него, понятно, толку немного, но все как-то спокойнее. На худой конец, прямо в лицо ему выстрелить, авось, разнесет голову вдребезги. А без головы как следует не поешь.
Нет, нужно что-то делать. Сидеть тут, сложа руки, и ждать, пока тобой отродье Пиядино поужинает, не годится. Нужно хорошенько пораскинуть мозгами. Что делать, если победить врага невозможно? Попытаться договориться. Поторговаться. Вот только как с мертвяком торговаться? Об этом и надо думать, пока есть время.
Бывший учитель вздохнул и погладил ноющую челюсть. Он не терял надежды. Три недели он отыграл, отыграет и еще десяток лет. Есть тут кандидатуры на ужин посвежее и поглупее. Знать бы только, что у этого щенка за план…
Валентин Петрович оглянулся, с тоской и страхом глядя в темноту, которая медленно наступала со всех сторон на догорающую деревню. В этой темноте водились чудовища. И они становятся все ближе, по мере того, как уменьшается круг света, отбрасываемый горящими домами. Вскоре этот спасительный круг исчезнет совсем. И тогда чудовища доберутся до него.
Отчаяние захлестнуло душной горячей волной. Если бы в этот момент у него под рукой было ружье, он не задумываясь ткнул бы стволы под подбородок и нажал на спуск. Но ружья не было. И труп парня на заднем сиденье, казалось, ухмылялся, зная, что его убийце никуда теперь не деться, что скоро он будет отомщен и сможет упокоиться окончательно.
– Хрен тебе, – зло сказал старик трупу. – Скорее ты два раза сдохнешь, чем я тут помру.
И пока он с ненавистью смотрел на мертвого Сергея, отчасти завидуя такой легкой смерти, но еще больше боясь присоединиться к нему через пару часов, его осенило. Он бросил быстрый взгляд на девушку. Та по-прежнему расхаживала рядом с машиной, не замечая ничего вокруг. Учитель снова перевел взгляд на труп. А что, может и сработать… Даже такая стерва просто обязана купиться на этот трюк.
Он увидел «Ниву», только когда подошел к ней вплотную. Она стояла у обочины, накренившись на правый борт из-за спущенного колеса. Рядом с машиной валялся домкрат, Серега пытался поменять колесо. И пока он возился с болтами, пришел Прохор. Виктор был уверен, что выгляни из-за облаков луна, он разглядел бы здоровенные следы сапог, идущие из леса. Но луну, как назло, снова затянули плотные облака. И Виктор молился, чтобы они не оказались дождевыми.
У машины Виктор остановился и прислушался, так и ожидая услышать тяжелые шаги! Но вокруг было абсолютно тихо. Только редкие капли падали с веток, да вдалеке ухал филин. Тот самый филин, которого он слышал, лежа в доме учителя. Слышал ушами Прохора. В памяти всплыл хриплый голос, произносящий слова детской песенки. «А сова из дупла глазками луп-луп»…
– Будет тебе луп-луп, – прошептал Виктор.
Он немного помедлил, прежде чем открыть дверь машины. На один миг ему показалось, что путь сюда был чудовищной ошибкой. Что ни черта он не найдет в салоне «Нивы», кроме вороха старых кассет и, быть может, Викиной куртки на заднем сиденье.
Если он не найдет этой штуки здесь, в машине, значит, она сгорела в доме. А следовательно, весь его план окажется в такой глубокой заднице, что не вытащишь его оттуда даже с божьей помощью.
«Ну, хватит нюни распускать. Открой дверь, и сам все увидишь, – одернул себя Виктор. – Давай, давай. Трус умирает тысячи раз, герой умирает однажды. Давай, открывай ее».
Набрав в легкие воздуха, будто собрался нырнуть на дно Марианской впадины, он потянул дверь на себя. Она легко открылась, и в нос ударила кислая вонь рвотных масс. Виктор поморщился.
Не обращая внимания на запах, он забрался в машину. Ему предстояло облазать ее всю, тщательно ощупывая каждый квадратный сантиметр. Начать Виктор решил с бардачка. Он вспомнил, что Сергей называл его не иначе, как ящиком для перчаток, на западный манер. В ящике для перчаток лежало все, что угодно, кроме перчаток. Серега оставался верен себе до последнего дня. Уборка всегда была для него лишь бесполезной тратой времени. «Когда коту делать нечего, он яйца лижет», – говорил он в ответ на предложение навести порядок в комнате, машине или голове.
Виктор вдруг ощутил, как тяжело ему думать о Сереге в прошедшем времени. Со смертью Андрея он успел смириться за эту долгую наполненную трупами ночь. К тому же, он не видел, как тот погиб. Сергей же умер у него на руках, чуть больше часа назад. И в голове не укладывалось, что его больше нет. Нет его, нет самой деревни, где они провели столько по-настоящему хороших дней. Все закончилось. Внезапно, бесповоротно и очень, очень жестоко. Вот тебе и божественный свет, освещающий и согревающий этот мир. Вот тебе и полнота бытия в каждой гребаной травинке. Машина, провонявшая блевотиной мертвого друга – как насчет такой полноты бытия?