— Алиса!
— Он… он…
Стефано вырвал листок у нее из рук и подхватил ее саму:
— Принесите стул, не видите, что ей плохо?
Принесли стул и холодную воду.
— Я не понял, — сказал доктор. — Вы знаете человека, изображенного здесь?
— Что? Нет. Я… я…
— У нее шок, она уже много лет близко знает семью Монти. Дайте ей время, — защитил ее Стефано.
— Я… я не помню, — прошептала Алиса. — Ты должен помочь мне, Стефано. Я хочу вспомнить. Я должна.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Март 1986 года
В классе с Дэнни
Лоб Дэнни покрыт красной коркой, ребята ничего не спрашивают, отходят от него. Дэнни садится — место, как всегда, у окна. Вытаскивает пенал, барабанит ручкой по парте, разглядывает воробьев, праздно прогуливающихся по крыше.
— Дэнни, что у тебя случилось?
Учительница подходит к нему до начала урока.
Дэнни прикрывает лоб руками.
— Покажи.
Учительница приветливая, и от нее хорошо пахнет. Она отнимает его ладошку ото лба. Такая близость не причиняет ему страданий.
— Ты упал?
Дэнни кивает. Дети смеются. Смеется Диего, толстяк. Смеется красивая белокурая девочка рядом с ним. Красивая белокурая девочка с большими голубыми глазами.
— Он бился головой о стекло, как псих! — кричит Диего.
— Диего, помолчи, — говорит ему учительница.
— Я не псих, — шепчет Дэнни. И ломает авторучку. Пластик оцарапывает ладошку, кожа краснеет, саднит. Щеки Дэнни вспыхивают, глаза превращаются в холодные лужи.
«Какой странный ребенок», — думает учительница и отходит от него. Всякое отчуждение разрывает душу. Дэнни чувствует, как рвутся швы на сердце. Всегда. Они всегда горячие. Не заживают никогда.
— Пойди умойся холодной водой, Дэнни, тебе станет лучше.
Так она его выпроваживает: «тебе станет лучше».
— Начнем урок, дети.
И урок начинается. Без него.
Дэнни проходит между рядами.
— Ну давай, сделай ты ему, — подначивает Диего белокурую девочку.
— Почему я?
— Потому что я с другой стороны, давай, он уже идет!
Тоненькая ножка белокурой девочки колеблется, потом вытягивается. Дэнни запинается. Падает, защищая лицо руками. Взрыв злорадного смеха.
— Дэнни! — кричит учительница.
Дэнни встает, лицо горит. Показывает пальцем на белокурую девочку. Не издает ни звука.
— Кто это сделал?! Лукреция — ты?! — спрашивает учительница.
— Это не Лукреция, он сам упал, как перезрелая груша! — говорит Диего.
— Это правда? Он сам упал? — спрашивает учительница еще раз.
Лукреция кивает.
— Ну ладно, Дэнни, если ты не ушибся, иди в туалет, и побыстрее, будь умницей, — говорит ему учительница.
Будь умницей. И Дэнни выходит и делается умницей. Дэнни убирается ко всем чертям и делается умницей. Дэнни всегда умница, когда убирается ко всем чертям.
В спину Лукреции — толчок. Лукреция оборачивается:
— Что такое?
За ее спиной девочка — темные кудрявые волосы, мерцающие глубокие глаза.
— Я видела тебя! — шипит она.
— Ну и что? Он и так себе лоб разбил.
— Если ты еще хочешь дружить со мной, никогда больше так не делай.
— Алиса! Пишем диктант… — повышает голос учительница.
— Так тебе и надо, — шепчет в ответ Лукреция.
Алиса показывает язык. Потом они улыбаются друг дружке. Алиса знает, что Лукреция больше не сделает ничего плохого Дэнни.
Никогда больше.
Классы по обеим сторонам узкого, удушливого коридора. В глубине, слишком высоко от пола, окна. За поворотом слева — мальчишеские туалеты. Но сначала обязательная остановка: сестра Анна. Сестра Анна — вахтерша, а главное, мать настоятельница туалетов. Но не этим она выделяется. Все дело в шариках. Шариков в голове сестре Анне действительно не хватает.
— Иди, иди сюда, — говорит она Дэнни. И прижимает его к груди. Она воняет. — Целуй Христа, целуй Христа. — И вытаскивает из кармана замусоленный черный свежеобслюнявленный образок. Подносит его к морщинистым темным губам и целует его раз, два… три раза. Не замечая распухшего лба Дэнни. Дэнни она вообще не видит. — Целуй, целуй Христа. — (И Дэнни целует, подавляя рвотный позыв.) — Умница, вот теперь ты славный мальчик. А сейчас иди в туалет, и побыстрее, задержишься больше чем на пять минут, Христос заплачет и я приду проверить.