Тепло заполнило грудь, и я смогла глубоко вдохнуть. И фрагменты погасли, как спичка в стакане воды.
Из кабинета донесся приглушенный всхлип. Папа. Я прошла в дверь. Тот же дешевый металлический стол выделялся среди алой роскоши. Огромный камень стоял у стены. Хайка не было. Всхлип донесся снова. Папа сжался в углу, голова была между колен.
— Пап? — я опустилась рядом с ним. Моя ладонь замерла над его спиной. Пару раз в прошлом, когда папа был во время «срыва», он резко реагировал на мои прикосновения.
— Кровь… она в крови, — сказал папа. Наверное, видел один из фрагментов Хайка. Будет хуже, если я его коснусь. Я села на пятки.
— Пап, вставай. Тут нельзя оставаться.
Он поднял голову. Его лицо было в красных пятнах, блестело от слез.
Ком с болью застрял в горле. Мне не нравилось видеть его таким. Терпеть это. Разрываться между желанием тряхнуть его и обнять, и я могла лишь сидеть на коленях, сжимая крепко кулаки, пока я дрожала.
— Кто в крови? — сказал Кен. Его теплые ноги прижимались ко мне сзади, поддерживая.
— Девушка в коридоре, — прошептал папа.
Я охнула.
— Юноша в колодце.
Кен решит, что это бред сумасшедшего, но если услышит Хайк…
— Нельзя, чтобы Хайк нашел нас тут, — сказала я.
— Хайк — просто человек, — буркнул Кен. Он опустился рядом с папой, и моя спина стала холодной без его тепла. — Не опасен для баку.
— Опасность, Кои, — сказал папа. Дрожащие ладони впились в мою толстовку у воротника. Он встал, его мышцам хватило сил поднять меня с ним. — Всюду кровь, — сказал он, ладонь впилась в мои волосы. — Пропитала ее изорванную блузку.
— Хватит, — прошипела я. — Я тут. Я в порядке.
Отец провел потным большим пальцем по центру моего лба к переносице.
— Кои, — его зрачки стали черными точками. — Еще жива.
«Он не в себе», — касания были необходимым риском. Я сжала его запястья и оттащила папу от стены.
— Тут что-то есть, — сказал Кен, прижав ладонь к моему плечу. Его запах подавил вонь старых пряностей и плесени в кабинете Хайка.
— Тут мы, — рявкнула я. — И скоро будет Хайк.
Кен хмуро посмотрел на меня, оскалился, показывая белые зубы. Его ноздри раздувались, он высунул язык, пробуя воздух. Он медленно развернулся.
— Не человек и не баку.
Он медленно шагнул к камню.
Кен мог стоять тут и играть в странного парня, но я должна была увести папу. Я потянула его, но папа упирался и сосредоточился на Кене и камне.
— Это не просто камень, — сказал Кен. Его ладони замерли над поверхностью камня, словно он ощущал тепло. — Там что-то есть… почти как Те, но не совсем.
— Вишап, — сказал папа. — Я не могу… дотянуться до снов… не могу защитить… — его тело напряглось, содрогнулось, и я обвила его плечи рукой, чтобы удержать его вес.
— Запах камня неправильный, — сказал Кен. — Как странные пряности и металл. Что-то неправильно спит в этом камне. Нужно уйти, пока оно не проснулось.
Я отчаянно вздохнула.
— Думаешь?
Кен покачал головой, взял папу за другую руку и закинул на свои плечи. Мы повели папу от камня к двери.
Хайк стоял на пороге, на его лице была пустая маска. Это могло быть его удивлением, потому что через миг я увидела с ужасом то, как его лицо становится таким, как в мультиках: злая насмешка. Он даже потирал руки.
— Какой приятный сюрприз, мисс Пирс.
— Эм, профессор Хайк, здравствуйте.
Папа что-то буркнул на диалекте. Я не уловила значение, но Кен кивнул в сторону Хайка.
— Эм, это мой отец. Я думала, что он поможет мне с… переводами.
— Отлично, — сказал Хайк. Он шагнул в свой кабинет, потянулся к моему локтю. — Тогда просто… — сказал он, и Кен зарычал.
Зарычал.
Я отпрянула, вес папы остался на мне. Я услышала хорош сзади, словно двигался камень.
Кен зарычал снова. А потом оказался передо мной, закрывая от Хайка. И все сходство с нормальностью пропало. Кен согнулся, одна нога была сзади, и обе ладони с когтями были на уровне груди.
— И что же ты такое? — профессор не боялся. Он выглядел радостно.
— Мы уходим, — хрипло сказал Кен, его слова звучали глухо из-за сжатых челюстей.
— Нет, вы только пришли, — Хайк шагнул вперед, но резко застыл из-да когтей Кена. Когти? Пальцы Кена не напоминали когти, а на их концах были толстые ногти длиной с дюйм грязно-бежевого цвета. Хайк посмотрел на коготь на его груди и моргнул.
— Мы уходим, — повторил Кен.
— Но ты даже не назвал имя, — сказал Хайк. От того, как он произнес «имя», я поежилась, вспомнила, как странно кружился класс Канэко-сенсея. Разум был настороже, кожу покалывало. Я усиленно ощущала шершавую ткань рубашки папы и удушающий запах кардамона. За нами снова подвинулся камень. Раздался громкий треск.
Улыбка Хайка стала шире, и на миг он перевел взгляд с Кена на камень. От увиденного он шагнул ближе, не думая, что когти Кена оставили дырки в его рубашке.
«Соберись», — я покачала головой и уперлась в тело папы бедром.
— Не ошибись, считая меня несведущим, — сказал Кен.
Довольное лицо Хайка дрогнуло на миг.
— Не бойся, я не ошибся ни в тебе, ни в мисс Пирс. Мне интересно, кто же ты.
— Кицунэ нам поможет, не даст тебе умереть, — сказал папа на японском, но без диалекта. Его глаза были ясными. Кен фыркнул.
— Кицунэ, — повторил Хайк. Его голос давил, полный гармонии, странный, и в воздухе запахло горелой паприкой. — Интересно, — мои руки и спина дрожали. — Я покажу, что вам покажется интересным.
Я быстро заморгала, пытаясь убрать жжение паприки.
Гулкий голос Хайка продолжал:
— Уверен, у вас есть немного времени до…
«Нельзя, чтобы он договорил».
— Идем, — заявила я, тяжело дыша, пробиваясь сквозь туман специй. — Вперед.
Слова Хайка сбились, гнев пробил его любезную маску.
Кен выпрямился. Он ладонью оттолкнул Хайка с дороги. Хайк врезался в стену, охнув, из него вылетел воздух.
Я потащила папу за руку, кожу на шее покалывало, там проступили мурашки. Мы миновали Хайка и дверь. Я поспешила по пустому коридору, зная, что Хайк бросится за нами и вот-вот заберет у меня папу.
Я оглянулась возле угла. Хайк стоял у себя в кабинете, пронзая меня мрачным взглядом.
Глава четвертая
— Ты — кицунэ? — сказала я на японском. Не было смысла пугать водителя такси.
Папа тихо сидел между нами на заднем сидении. Его глаза были ясными, словно он был адекватен, но он поджимал губы так, что они побелели. Не выпускал слова. Или его тошнило.
Я пыталась говорить с ним на его диалекте. Ответа не было. Он был мне нужен больше всего в жизни, но пропал. Пропал в бреду. Это вызывало у меня только гнев и печаль. Желая отвлечься, я повернулась к странному Кену.
— Простой ответ — да, — сказал Кен на том же языке.
— Так ты — рыжий лис?
Кен рассмеялся.
— Ты видела когти, — он поднял руку, покрутил ее передо мной. Я представляла, что она станет жуткой мохнатой лапой, но она оставалась красивой, с сильными тонкими пальцами и мышцами на предплечье. Когтей не было видно. Их можно было выпустить?
Я оторвала взгляд от его ладони и посмотрела в окно. Мне всегда нравились ладони. У Кена были хорошие ладони, длинные и сильные пальцы. Когти. Кицунэ. Если это не был розыгрыш.
— Не изображай глупость, — сказал Кен. — Нельзя говорить на японском так хорошо, не зная хоть чего-то об истории. Ясное дело, что кицунэ — не в смысле лисы, а в смысле оборотня и иллюзиониста.
— Так ты оборотень? — я не знала, откуда взялся высокий голосок. Может, от истерики. Может, я сорвалась.
— Да, — сказал Кен на английском, — в ночи полной луны я покрываюсь шерстью и роюсь в людских урнах.
Раздражение во мне убило смех.
— Не издевайся.