Наконец на глаза главному попались лежачие на земле и уже потихоньку перебирающиеся в палатки подранки. Совершенно не чураясь разбрызганной крови Борис прошёл прямо по натёкшей и уже успевшей почернеть луже и остановился над Стариком… в этот момент согнувшемся как раз над одним из «чужаков»!
– Как интересно… – Словно не замечая, что лекарь не подорвался кланяться а и дальше чего-то там своё делает, Борис с прищуром повертел головой. – И там тоже… и вон там… Дож… как тебя, забыл – ты не хочешь ли объясниться?..
Будто только теперь заметив, что перед ним сапоги ктитора, Старик наконец с узлом перевязи закончил, и только после поднялся. С ознобом, будто заболел, наблюдающий за этой сценой Ю дёрнулся, чуть не наступив на носки сзади стоящего – лицом к лицу ктитор оказался ниже лекаря почти на голову!
– Да вот, – голос Старика не дрогнул, его рука окинула окружающее, – за ранеными ухаживаю. Они же здесь все раненые, как вы понимаете. Лично я разницы не делаю.
«Точно сейчас за саблю схватится… Как пить дать…» – позабыв о болячках и уже не моргая Ю сглотнул, царапая сухое горло.
Каменея лицом Борис нахмурился… повертел головой, будто проверяя, в самом ли деле глаза его не обманывают… и неожиданно посветлел!
– Молодец! – Левая в дорогой перчатке хлопнулась на плечо Старика, словно птичка на ветку дуба. – Отлично сработал! Это очень хорошо, что ты умудрился и несколько ЭТИХ уберечь! Найдётся палачам работа…
Может Старик и хотел чего возразить, но Борис резко обернулся; его правая сделала несколько быстрых пассов и тут же, точно только сигнала и ждали, несколько дружинников принялись бережно Найга с седла стаскивать.
– Старик! – Вновь кинув на лекаря острый, как и его сабля, взгляд, Борис уже не заговорил, а будто закричал. – Спаси моего сына! Спаси Найга, вылечи его! Если справишься и быстро – проси чего хочешь! Ну а если нет, – голос ктитора вновь стал нормальным, а его левая наконец-то чужое плечо покинула, – на раскалённых углях окажешься. Ты меня знаешь, так что…
Озирая лекаря так, что у слабонервного могло бы и не выдержать сердце, Борис медленно повертел головой. Ю щурился, вглядываясь чуть ли не до треска в глазах, но даже если бы он их вырвал и кинул бы, как камни, в этих двух, то и тогда бы вряд ли в оттенках настроения ктиторского собеседника разобрался: давление, которое иного вдавило бы в землю, на Старике будто и не отразилось. Лишь, кажется, на миг вздулись его желваки… или почудилось. Посмотрев на несомого на руках воинов мальчика ни с уважением, ни с пренебрежением, Старик кивнул лишь, как принял какое-то решение.
– Как скажет уважаемый… Эй, молодцы! – Призывно махнув, лекарь крикнул дружинникам с энергией, с какой отдаются команды во время самой жестокой сшибки. – Несите молодого кира вот в эту палатку, там больше всего места! За-а-а мной!
И первым же под полог нововозведённого тента и скользнул, пригласительно оставив занавес отдёрнутым.
Когда торжественная процессия в недрах киоска скрылась, Борис о ней в ту же секунду будто и позабыл! Поймав взглядом окружающих, как рыбу в сети, ктитор вновь пробежался глазами по людям, словно железной скалкой прокатил. Голос его ударил что кулак в латной перчатке:
– Командиры, слушать меня! Немедленно построить людей для осмотра! За всех раненных, что не могут стоять, тоже готовьтесь отчитаться! Жду три минуты. Живо!
И сразу же все забегали, заносились! Ю резко сдавили с боков, больно задев торчащую из бедра стрелу! Он некрасиво вскрикнул!.. прикрыл губы и вместе со всеми живой гусеницей, выслушивая о себе всякое, поплёлся куда-то правее, уступая место другим.
В три минуты ничего, конечно, не получилось и Борис, опять поорав будто для виду, терпеливо дождался, когда люди устроятся в ровные, лёгкие для сквозного прохода шеренги – как саженцы на грядке. В это время Диг уже куда-то ушёл, а Селен, казалось, и с самого начала пропал, точно зная, что он не понадобится.
– Развели халтуру… – До того стоя даже расслабленно, но будто резко потеряв терпение Борис наорал на несчастного, что додумался пробежать мимо него уже несколько раз. – Полный беспорядок! Всех вас надо сквозь строй! Каждого! И чтоб навсегда запомнили! Всё, застыли все! Сотники, десятники – по места-а-ам!
Повисла особенная, очень редкая тишина, когда слышно, как люди ходят, дышат, даже неприметно чешутся – но всё тихо, словно играют в молчанку. Вновь тревожно кинув ладонь на рукоять Борис пошёл мимо рядов, будто и сам никакой не ктитор, а тысяцкий, чуть ли ни каждого бойца лично проверяя, спрашивая со старших так, точно те не сражались с остальными, а ходили с каждым подчинённым, держа его под локоть, и всё о нём знали.