И вот, когда уже начал задыхаться, за поворотом наконец пастбище… Козочки мирно пригибают головы и прядают ушами, птички поют, ветерок свежий дует… а Любы нигде нет! Как и узелка с едой, и даже прутика.
От досады Ю было вскрикнул! Испугался шуметь и тут же чуть не закашлялся! На секунду показалось вражеские руки уже сжимают горло… Закрыв рот ладонью, обливаясь потом и не позволяя себе отступиться Ю принялся ошалело вертеть головой в поисках следов. Выщипанная трава «разрастается» неровными пятнами, везде как-то по-своему, опытный глаз заметит, где прошёл конь, а где бык. Начав с местечка, где паслась точно Люба, Ю, дрожа, будто лихорадочный, побрёл вдоль поляны, дальше, к дорожке… по тропинке, через опушку… и вот наконец отпечатки широких копыт потоптались немного перед лесом да и побрели в самую глушь, туда, где начинаются уже угодья грибников.
Всматриваясь в сумрак бора Ю сглотнул, в горле пересохло… и тут он услышал вскрик столь громкий, точно заорали прямо над ухом:
– Эй, малец! – Откуда-то сбоку, будто сидел в засаде, выскочил всадник! Взвизгнула тетива и стрела вонзилась прямо у ног Ю, холодя его кровь! – А ну стой! Не двигайся, не то убью!
Обалдевший, шатающийся, как осиновый лист на ветру, Ю потрясённо следил, как один за другим высыпает на поляну целая ватага конников! Всё налегке, без железа, даже лошади, кажется, не подкованы. И каждый уставился на него, будто хорь на цыплёнка…
– Не двигайся! – Второй остроглазый, и когда успел, уже смотал с крюка верёвку. – Убью! Ни шагу не ступи!
Страх сковал Ю жесточайшими цепями, даже дышать стало тяжело! Под прицелом ещё десятка стрел на руки и шею ему накинули канат, а сдавили так, что запястья заныли, а кожу огнём ожгло! Каждая мышца в теле юноши в испуге сжалась, ожидая удара. Все мысли из головы разом вылетели.
– Этого – к остальным! – На удивительно рослом коне вперёд прорысил мужчина с длинной широкой саблей и особенной красной шапкой, выделяющими его меж остальных. – Василь – ты поскачешь! Остальные – за мной!
И не успели эти слова затихнуть, как вся ватага, будто один, бросилась за ним в погоню, точно боясь отстать хоть на шаг. Держащий же Ю на верёвке конник, глядя им вслед, как-то странно ухмыльнулся.
Не сказав, впрочем, ни слова, он вдруг взглянул на Ю, будто тот оскорбил его! И как пнул в лицо!
– Смирно себя веди! Делай, как говорю! Только попробуй мне чего – я тебя сразу!..
И даже замахнулся, точно желая стегнуть плёткой! Ю на всякий случай зажмурился, не задело бы по глазам… а в следующий миг его резко дёрнуло и поволокло, он чуть не грохнулся! Не глядя, как там пленник, всадник пнул коня по бокам и поскакал, даже не заботясь, что тот может юнца лягнуть.
***
Сказать что Ю было страшно, он расплакался и чуть не обгадился – это ничего не сказать. Когда замученного и взмыленного самого, как коня, его пригнали во вражеский лагерь, Ю чувствовал себя самым несчастным на свете идиотом, который подвёл родителей ТАК, что даже и не ясно, был ли кто в истории хуже: и волшебную корову Любу проморгал, что теперь с ней будет в лесу… и от злодеев не уберёгся; мама, когда он не придёт, от горя просто сойдёт с ума…
Но долго печалиться не дали: чувствуя себя с верёвкой на шее, как ягнёнок, которого пригнали в стаю волков, каждый шаг Ю делал, как по колючкам, боясь лишний раз пошевелиться или неправильно на кого-то взглянуть – и всё равно получал.
– Ниже голову! Не смотри прямо! И перестань уже спотыкаться!
– Гляди, куда идёшь, бестолочь! Глаза-то разуй!
– Чтоб тебя, Василь! Не веди сюда эту рвань, у меня и так уже битком! Вон в тот загон закинь, там ещё место есть!
И всё затрещина, пинок, удар; тычок, пощёчина, оплеуха. А потом хлыстом по шее ка-а-ак – НА!
Сохраняя каплю самоуважения хотя бы тем, что не просит пощады, подгоняемый тумаками Ю отправился к таким же захваченным, что уселись за мелким заборчиком и тесно прижимаются друг к другу, боязливо вдавливают лица в колени, точно в любой момент над затылком может пролететь острие меча! Тут и старики, и дети, и бабы, и даже мужики посильнее. Через хилую оградку, казалось бы – шаг шагнуть и беги!.. Но повсюду чужие, все при оружии, их много… И все злющие презлющие! Чуть что не так – сразу саблей по горлу или копьём в пузо! И кажется повсюду запах крови…
***
Единственное, на что осмеливались пленники – это молитвы, хотя выглядело какой-то сумасшедшей шуткой, когда одни, в крови и нечистотах, просили Всевышнего о снисхождении, а в это же время другие, рядом и с оружием, благодарили его же за улов… Но Ю этой иронии не замечал, он молился, как и все – чтобы семья благополучно добралась до города, чтобы корову Любу в лесу не загрызли, чтобы всё у родных получилось… и чтобы они не печалились за него и не пошли бы искать, ведь тогда, если их тоже схватят, хоть топись…