— Надеюсь, здесь будет удобно. И если мисс Поттер очарует вас своими песнями, мы вам предоставим исключительное право пойти поблагодарить ее в артистическую уборную. Что вы желаете выпить?
— Виски.
— Дубль?
— Нет, бутылку.
Девит содрогнулся. Несоразмерность, огромность этого пария, так лее как и его непосредственность, просто потрясали. Девит заметил, что шотландец кладет какой-то предмет в чехле под стол.
— Может быть, вам лучше это оставить в гардеробной?
— Я еще сроду не разлучался со своей волынкой!
Предоставив вечеру идти своим чередом, Питер поднялся к Джеку и доложил, что с парнем все в ажуре.
— Сказать мужикам, чтобы подгребали?
— Нет.
Что с вами стряслось? Пять тысяч фунтов вас уже не интересуют?
Не несите чепухи, Питер! Просто Том мне просигналил, что в округе шляются инспектора Блисс и Мартин. Увы, сейчас не время.
— И что? Пусть уплывает со своими «бабками»?
— Ничего, подождем, когда вернется.
— А с чего вы взяли, что он вернется?
— Патриция.
Блисс и Мартин нарушили приказ суперинтенданта: они посчитали, что месть за убийство Полларда это их личный долг, и поэтому продолжали наблюдение за «Шик-модерном» и «Гавайскими пальмами». Когда им доложили, что в поле зрения появился некий шотландец, они сразу почувствовали, что дело нечисто. Уж очень необычная личность. Может быть, какой-то маневр затеял Дункэн? Привлечь внимание к этому замаскировавшемуся типу было бы, наверное, отличной комбинацией в стиле этого дошлого Джека. К тому же полицейским было известно, что в Лондон на грузовом судне прибыла большая партия героина. Самый тщательный досмотр ничего не дал. Предоставив своим коллегам в- порту возможность психовать от бесполезных поисков, Блисс и Мартин считали, что рано или поздно путь наркотиков пройдет через «Гавайские пальмы». После того как их официально отстранили от следствия, они «залегли» на подступах к этой ночной шараге. Увидев, как туда входит шотландец, решили, что, пожалуй, их версия и не такая уж дурацкая. Этот громила вполне мог играть роль связного между судном и Дункэ-ном. Они задумали задержать его под любым предлогом, как только он выйдет из кабаре. Он окажется в их руках и, хочешь не хочешь, должен будет как-то объясниться.
Патриция в тот вечер была в блестящей форме, возможно, и благодаря своему шотландскому поклоннику. Во всяком случае, ее наградили щедрыми аплодисментами. Триумфом стала старинная ирландская песня «Храбрая девушка», и Малькольм, просто не зная, как выразить свой восторг, схватился за волынку. Под удивленными и одобрительными взглядами публики он стал исполнять мелодию «Сотня деревенских дудочек», маршируя по залу, как это принято на парадах. На последней ноте он подошел к сцене, не долго думая схватил Патрицию и взгромоздил к себе не плечо. И так, держа ее, он снова двинулся в обход по залу.
Наблюдая из окошка кабинета, которое выходило в зал, Дункэн и Девит не упустили ни одной подробности этого спектакля. Но если Питер ржал до слез, то Джек, сидел чернее тучи. Патриция была его собственностью, и он терпеть не мог, когда кто-то к ней прикасался.
Шотландец наконец решился отнести мисс Поттер, обратно на сцену и, взяв ее за руку, громогласно заявил:
— Вот так у нас, в Томинтоуле, мы показываем всем, что эта девушка нам нравится!
Это был обвал, Мистер Макнамара стал аттракционом номер один всего вечера. А старая калоша Том, швейцар, и Герберт, бармен, держались за животики. Но самое смешное было в том, что шотландец казался искренним. Продолжая держать Патрицию за руку, он громко спросил у нее:
— Мисс, до чего ж вы хороши! Вот бы мне такую жену в Томинтоуле! Вы за меня замуж пойдете?
Оглушительный вопль зала ответил эхом на это удивительное предложение. Одна Патриция не смеялась. Она вдруг вырвала свою руку из рук шотландца и умчалась за кулисы. На мгновение растерявшись, Малькольм бросился следом за ней. По пути он слегка зацепил двух-трех человек и без стука — ему было не до этого — влетел в уборную мисс Поттер. А она, уронив голову на руки, рыдала горькими слезами. Он плотно закрыл за собой дверь и осторожно подошел к молодой женщине:
— Мисс, я совсем не хотел огорчить вас, поверьте!
Она подняла мокрое от слез лицо и попыталась ему улыбнуться.
— Я знаю.
— Вы мне правда очень нравитесь.
— Я тоже не могу сказать, что вы мне не нравитесь.
— Меня зовут Малькольм.
— А меня Патриция.
Немного ободренный, он сел верхом на стул.
— Я уверен, что, если бы вы видели Томинтоул, вам бы там понравилось.
— Я тоже в этом уверена.
— Тогда почему вы туда не поедете?
— Это невозможно.
— Вы так любите Лондон?
— О нет!
— Тогда вас держит ваше занятие?
— Меня от него тошнит.
— Но ваш дядюшка мне сказал...
— Послушайте, Малькольм, вы самый замечательный парень, какого я встречала в жизни... Сэм Блюм мне не дядя... Он вам наврал, он все врет, будьте осторожны, Малькольм, я не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось!
— Да что со мной может случиться?
— Ну да, а что с ним действительно может случиться?
Они обернулись. Улыбающийся Питер Девит стоял на пороге. Патриция быстро нашлась:
— Он такой беззащитный...
— ...что взыграли ваши материнские чувства? Это так естественно, но я не думаю, чтобы Джеку понравилось это движение вашей души, Патриция.
— Вы ему доложите?
— Я должен был бы это сделать... Но Джек, по-моему, переигрывает роль деспота... Я уже давно подумываю заключить союз между вами и мной...
— ...который бы исключил...
— Разумеется.
— Над этим стоит подумать.
— Я и говорю. Но все-таки не тяните слишком долго... Мистер Макнамара, мне кажется, нужно дать возможность мисс Поттер прийти немножко в себя перед следующим выходом.
— Вы хотите сказать, что я должен уйти?
— Так точно.
— Согласен.
Девит поклонился:
— Вы, право, очень понятливы, мистер Макнамара. Будьте любезны...
Питер открыл дверь, чтобы выпустить шотландца. Патриции показалось, что она больше никогда не увидит этого - великана, и у нее дрогнул голос:
— Прощайте, Малькольм, и... удачи!
Удивленный, Малькольм оглянулся:
— Прощайте? И не думайте,- мы еще увидимся, крошка!..
Глава третья
Вернувшись в зал «Гавайских пальм», в атмосферу симпатии и веселья, Малькольм произвел впечатление очень озабоченного человека. Он направился прямо к бару. Герберт встретил его со всем радушием.
— О, сэр, вы нам дали возможность повеселиться от души, и, что бы ни говорили, у нас в Сохо хоть и много развлечений, но так смеяться, как вы заставили меня, я уже и не упомню такого... Благодарю вас, сэр, и, если вы не сочтете это бестактным, я бы хотел предложить вам стаканчик.
— Охотно принимаю ваше предложение, старина. У нас в Томинтоуле есть такая поговорка: достойный мужчина всегда стоит такого же, как он.
— Вам повезло, сэр, что вы живете в Томинтоуле.
Шотландец немного подался вперед:
— Послушайте, старина, объясните мне, пожалуйста... Создается впечатление, что вы все хотели бы жить где угодно, но только не здесь, но у вас просто не хватает мужества изменить свою жизнь. Почему?
Бармен пожал плечами:
— Я не знаю, сэр. Может быть, оттого, что мы очень испорчены. Не могу вам объяснить... Вот скажешь себе: все, начинаю новую жизнь, а как только зажгутся рекламные огни Сохо, все кругом блистает и горит, ты снова влипаешь... Мелкие мы людишки, сэр, вот мы кто, если вдуматься. Никогда и никому я не говорил, сэр, ничего подобного. Видно, вы очень симпатичный человек, раз я пустился в откровения. Чудно это, но вы вызываете желание поделиться с вами всем, далее тем, в чем самому себе не признаешься... Пожалуй, я бы выпил еще стаканчик, сэр, с вашего позволения.
— Но уже за мой счет, старина!
Они выпили, и Макнамара вдруг заявил, что называется, в лоб:
— Тот парень, которого я сейчас встретил...