— Тебе холодно? – спросил он.
— Нет, мне просто так подрожать захотелось, — грубо ответила я. Нет, ну ей Богу! Я тут бегаю под дождём, вся трясусь, да и похоже насморк уже начался, а он такие вопросы задаёт.
— Ладно, пошли в мою комнату, а то в зале очень хорошая слышимость, не хотелось бы, чтобы нас подслушивали, — сказал Себастьян. — Я сейчас подойду, а ты там сними пальто.
Я кивнула и пошла в его комнату, сняв пальто, я положила его на кровать падре, чтобы оно хоть чуть-чуть подсохло. Комната абсолютно не изменилась, только на столе прибавилось беспорядка. Я увидела на столе падре досье на Малкольма Глау и… на мою семью. Это были полицейские досье, как он смог их достать?
Закрылась дверь, обернувшись, я увидела отца Себастьяна, у него в руках был бокал красного вина. Он на секунду остолбенел, а я стояла и изучающее смотрела на него.
— Объяснись, что это? – спросила я, указывая на папки, лежащие на столе.
— Именно об этом я и хотел с тобой поговорить, — сказал он, абсолютно спокойным голосом. – Присаживайся, выпей.
Он протянул мне бокал. Я изучающее посмотрела на это вино и спросила:
— Это случайно, не вино для причастия?
— Оно, — утвердительно ответил святой отец, присаживаясь на стул. – Выпей, хоть немного согреешься.
— А это случайно не грех? – поинтересовалась я.
— Думаю, Бог меня за это простит, — сказал он, лукаво улыбаясь.
— Ладно, тогда, рассказывай, что здесь твориться? – попросила я, садясь на край кровати и отпивая из бокала.
Вино оказалось крепким, я поморщилась.
— Знаю, но причастное вино должно быть креплёным, — сказал он.
— Сначала ты, — что всё это значит? Откуда у тебя полицейские папки и дела на мою семью? – спрашивала я.
— Я не всегда был священником, — решил он начать издалека.
— Это я понимаю, — сказала я резковато, но меня сейчас не интересовали вопросы морали, этикета или хорошего тона. Мне нужна была правда.
— Я когда-то служил в полиции, но в отделе криминалистики, я тогда был ещё «мальчиком на побегушках», у меня были начальники, которые и шпыняли меня постоянно, — сказал он. – Я тогда был немногим старше, чем ты. В этот момент, к нам в отдел и поступило дело о семье Дейс. Тебе тогда было десять лет, к нам обратились соседи, которые подозревали, что твои родители сектанты.
— Они увидели на мне татуировки, — предположила я.
— Да, мой начальник занялся этим делом. Но потом его прикрыли.
— Почему?
— Потому что моего начальника убили, в том самом доме, — сказал он. – Но убийство полицейского стали расследовать, на его ниве снова открыли и твоё дело. У нас было полной подозрений, свидетелей, но у нас не было прямых улик, чтобы прижать того гада..
— Натана, — вмешалась я. – Его имя Натан.
— Три года мы старались собрать улики, но он действовал слишком чисто, не оставлял никаких следов. А затем, во время одного из ночных дежурств нашей группы, мы увидели, как он привозит тебя к себе домой, ты была с вещами…
— И у вас появились веские доказательства, чтобы провести в его доме обыск, поскольку я была несовершеннолетней, — продолжила за него я.
— Да, но случилось непредвиденное. Наш прокурор попал в аварию, два дня он был без сознания, а когда пришел в себя, ему понадобилось ещё несколько дней, чтобы изучить дело и выдать разрешение на обыск дома, — сказал священник. – Без него мы не имели права заявиться к нему.
— Бюрократия, чтоб её! – выругалась я, отпивая очередной глоток, а ведь падре был прав, я стала потихоньку согреваться.
— Пока то да сё, пока собрали бумажки, тебя уже и след простыл, — сказал священник. – Но мы нашли ещё двоих мальчишек, которых он держал в доме. А самого Натана там не было, — он сбежал из города, куда, — неизвестно. Больше его не видели. А тебя найти не смогли… Да… По правде говоря, и не особо искали.
— Да, а тетка мне тогда сменила фамилию, чтобы учитель не нашел меня, -сказала я.
— Именно. Дело закрыли, отправили в архив, а когда я уволился, я забрал папки с материалами. Думал, что смогу с этим разобраться, — пояснял Себастьян.
— А когда убили Джозефа…
— Я узнал, что это дело было поручено двум детективам Глену Джекобу и Ларе Дейс. Шанс, что ты окажешься той самой девочкой был невелик, но прошло десять лет… А мир бывает тесен. И я попросился в эту церковь, а когда мне дали добро, я примчался так быстро, как только смог.
— Да уж, мир более чем тесен, — говорила я, допивая крепкое вино и отдавая бокал Себастьяну. – А почему ты стал священником? Почему так кардинально изменил жизнь?
— Потому что совершил тяжкое преступление, — сказал мужчина, опустив голову. – Я застрелил пацана, ему было всего восемь лет…
— Ты застрелил ребёнка?! – я просто не могла в это поверить.
— Знаю, тяжело в это вериться. На то были причины, но они меня не оправдывают, — сказал он. – Мы тогда брали взрывателя, человек был помешан на химии, дома изготавливал всякие взрывчатые и наркотические вещества. Была облава, он начал отстреливаться, естественно, полицейские начали стрелять в ответ.
Мужика они застрелили, стали осматривать дом, — никого не было. Они впустили криминалистов, была смена моей бригады, меня отправили осматривать подвал. Спустившись туда, я увидел там паренька, у него был газовый пистолет. Я безбоязненно подошел, но только не учёл, что пистолет был переделан под боевой. Пацан держал ствол двумя руками, и выстрелил в меня, попал в ногу.
Я упал, начал зажимать рану, но парнишка начал подходить ко мне, целить в голову, он был готов меня убить… и я выстрелил первым. Я не целился в голову или грудь, чтобы не повредить ему, но оказалось, у него была плохая свертываемость крови. Он умер в машине скорой помощи.
А затем, я узнал, что этого паренька, тот взрыватель держал в качестве подопытного кролика… Он проверял на нём всякие наркотические препараты, собственного приготовления. В результате, у мальчика начал разрушаться мозг, а вместе с ним и психика. Парень оказался обычным бродяжкой, — семьи нет, родственников нет. Поэтому это сошло мне с рук.
— Но ты не смог себя за это простить? — понимающе спрашивала я.
— Не смог… я понял, что я больше не смогу так работать и уволился. Хоть мне и говорили, что я не виноват, что у мальчика и так было не всё хорошо с головой… Но разве это оправдание убийству? Тем более убийству ребёнка? А затем я попал в руки пастыря Матвея, он и убедил меня стать священником.
— Ясно, — сказала я. – Но как ты сам говорил, Бог ведь не даёт испытаний, которые мы не сможем вынести.
— Возможно, — пожал плечами падре. – Ладно, ты ведь тоже что-то узнала?
— Да, и у меня есть подозрения, что будет ещё одно исчезновение, — сказала я.
— Ты о чём?
— Я покопалась в архиве, и кое-что узнала. Помнишь дело Малколма Глау? Там пропало две женщины, — Тамара и Элизабет?
— Да, помню, — припоминал священник.
— Так вот… Обе женщины были беременны на ранних сроках. Буквально пару часов назад, мне позвонил Дитрих Джонс, — муж пропавшей Катрин… он узнал, что его жена тоже была беременна, срок чуть больше месяца, — поведала я.
— Забавное совпадение, но как это относится к Натану? – не понимал Себастьян.
— Дело всё в том, что самая сильная душа, которая может отдать самое максимальное количество энергии, — это душа беременной женщины, но беременность должна быть ранней, максимум три месяца, — объяснила я.
— Почему?
— Потому что, когда плод формируется, то у него тоже уже есть своя душа, свой, пускай мизерный, но опыт… Тем самым в теле женщины находится не один, а два духа. Но если Пожирать Душ убьёт её, то здесь ему придётся выбирать, либо забрать душу матери, либо ребёнка. Одновременно, такие как я, могут забирать только одну душу, не больше. А в тот период, когда организм женщины начинает перестраиваться, готовя тело к рождению, то душа может отдавать в десятки раз больше энергии.