"Уймись, Филимон!" - приказал он себе и постучал в стеклянную дверь клуба "Ночная орхидея" с табличкой: "Закрыто до 22". Показалось заспанное, припухшее лицо мужеподобной дамы, обрамленное густыми прядями льняного парика. Стараясь быть спокойным и скучно-усталым, Трошин тихо назвал имя лилового и сообщил, что имеет к нему сугубо важный разговор. Представился коротко - Теофил.
- Понятно, - зевнула дама, вмиг оценив роскошь его длинных, свежевымытых шампунем "Персик" волос и пропустила посетителя в недра пахнущего вечным развратом заведения. Повинуясь указанию её махнувшей в сумрак длани, Филя миновал фойе и, нырнув в прорезь парчовой шторы, оказался в полутьме небольшого, глухо задрапированного со всех сторон зеркальной сборчатой клеенкой зала. В центре круглого, играющего бликами пространства имелся пятачок сцены, к которому свисали из-под шатрового, тоже зеркального купола канаты, трапеции и конструкция с прожекторами. Один из прожекторов, самый большой, крутился, разбрасывая по стенам оскольчатые взрывные блики. От этого у Фили слегка поехало в голове и создалось впечатление, что он находится внутри шарика, скомканного из шоколадной фольги. Над осветительными приборами мудрил специалист с отвертками, а за ним наблюдали двое, сидящие за одним из дюжины окружавших сцену маленьких столиков. Лысого Трошин узнал сразу. У Лилового, как он мысленно прозвал любителя авангардной литературы, оказалось немолодое, эстетически неоформленное лицо - словно скульптор прервал работу на этапе первого небрежного наброска - навалил кое-как глины, наметил черты, но не удосужился долепить приплюснутый нос, нависшие надбровья и зачаточный подбородок. Толстая яркая губа лысого почти касалась украшавшего ворот его сорочки пестрого шейного платка и блестела слюной. Так стоило бы гримировать актера для роли главы омерзительной шайки, но было бы совершенно неуместно с подобной внешностью орать электрику хриплым боцманским ревуном:
- Смотри, профессор гребаный, сорвешь сегодня представление - будет тебе "надбавка". Я лично ввинчу этот рефлектор тебе в задницу.
Компанию Гарибу Рясову составлял немолодой человек в макияже юноши и балетном костюме типа принца из "Лебединого озера" - все сильно нарядное, блестящее, отчаянно романтичное и опасно обтягивающее. Оба собеседника следили за работой осветителя и рассматривали цветные буклеты. Доносились слова : "цветовая гамма", "общая композиция", "Арт деко..."
Увиденное и услышанное заставило посетителя замереть у столика Гариба в почтительном недоумении.
- Теофил. Я зашел по поводу интересующей вас литературы. Случайно услышал, как вы интересовались у лотка. Вот - "Весна в Освенциме". Воронин, Ермолай Орфеев. Из личной библиотеки, - выпалил он заготовленный текст и достал из пластикового пакета книги.
- Чего надо? - взревел Лиловый, окидывая визитера брезгливым взглядом.
- Вы от Льва? - улыбнулся Розовый в трико и грациозно, по дамски протянул руку, вроде для поцелуя. Наманикюренные пальцы благоухали сладкой парфюмерией. Ласковым взглядом он извинялся за грубость своего собеседника.
- Марлен. Прошу вас, без церемоний. У нас тут технические накладки. Садитесь же! Дайте скорее посмотреть! Как мило с вашей стороны! Английский? А на родном ничего нет!? Вот это уже лучше. На родном языке мне как-то ближе.
- Язык ему безразличен. Ему другое надо, - Гариб загоготал. Подтираться! Отсюда и обложка требуется мягкая. Я для Марика искал, к юбилею. Угодить хотел. - Он загоготал с новым энтузиастом, смущая Розового. - Хобби звезды уважать надо.
- Нельзя быть таким нетонким, если даже пришел в искусство из спорта. И это не правда. Я все читаю, - обиделся чуть ли не до слез немолодой мальчик. Присев за столик, Филя заметил, что у него подкрашены розовым скулы, веки и даже подбородок и что подкрашенный хочет произвести на продавца книг приятное впечатление, не случайно коснувшись его коленом. А на лежавших на столе рекламных проспектах шоу клуба "Ночная орхидея" было изображено такое... Филя с трудом отвел глаза.
- Вы понимаете меня - это нечто запредельное по смелости и бесстрашию эстетизма! - он взял "Весну в Освенциме", - Воронин написал от первого лица, будто все сделал сам... Ну пытки эти... состояние истязателя... Гарик, ты представляешь - кал падает из заднего прохода девушки прямо в открытый глаз! Слушайте: "у неё с попочки удалены все волосики и все припудрено и я спеленут мокрым чтобы стягивало медленно и у неё сфинктер крестом и над лицом и крест кала на лицо крест кала на мое лицо..." (Здесь и ниже точные цитаты Владимира Сорокина и Вик. Ерофеева). Прямо как в соборе помолился.
- Помочился! - загоготал шутке Гариб. Марлен не удостоил его внимания, обращаясь исключительно к длиннокудрому ценителю прекрасного:
- Потом ему скармливают русского мальчика и еврейскую девочку. Бррр, мурашки по коже от наслаждения, от пыток, от людоедства... А в конце такой мощный эмоциональный аккорд - труп героя с ампутированным членом фаршируют золотыми зубами евреев, а прямую кишку набивают глазами немецко-русских детей... Воронина знают и переводят во всем мире. Прелесть, как жутко! Такая творческая подзарядка - я перед выступлениями особо волнующие места перечитываю... Ощущение запредельное!... Знаете, друг мой, я в детских летах в садовую выгребную яму свалился. Едва не захлебнулся. Такая была эррекция! Лето, мухи зеленые, запахи, полный рот гниющих масс... Сами понимаете... страшно эротично! Когда Воронина читаю - каждый раз словно заново детство переживаю! - Марлен артистично вздрогнул всем телом и закатил глаза, изображая экстаз. Похожая поза была изображена на цветном, мастерски выполненном фото буклета. Там же были представлены и другие танцоры в перьевых гульфиках и с обнаженными задницами. Натренированные мускулы ягодиц крепко сжимали цветок искусственной алой розы, похожей на качанный салат, сделанный из кумача.