Пусть попробуют оценить в деле.
Я вошёл спокойно, под перешёптывания девушек, похожих на тех, что тратят свою красоту в грязных заведениях на грязных, погрязших в ереси, планетах. Парни были тише, они лишь смерили меня взглядом, после чего переглянулись. Но все они были лишь детьми, которые не понимали, когда стоит остановиться.
А потому замыслили ересь. Я даже догадываюсь, какую, так как их мышление примитивно, а мысли слишком банальны, отчего придумать что-то стоящее они не могут.
Но что важно, я видел среди них главного. Заводилу, парня, что следит со стороны за мной и улыбается, перекидываясь словами со своими друзьями и хихикающими девушками. Таких сразу видно, они собирают вокруг себя слишком много людей и следят за каждым твоим шагом. Он моя цель, его надо покарать первым делом.
Едва я подошёл к незанятой парте, как передо мной вырос один из присутствующих здесь парней, что недавно стоял рядом с ним. Чуть выше, чуть шире, и гораздо наглей.
— Занято здесь, парень, — положил он ладонь на парту.
Все наблюдали за мной. Наставника, чтобы пресечь беспредел, не было. Что ж, я дам детям опомниться ещё два раза.
Подошёл к другой парте, но едва собирался сесть, как на неё закинул ноги другой парень, ростом с меня, но шире. Не в плечах, но во всём теле. Никак последователь бога хаоса, любящий чревоугодие.
— Здесь тоже занято, — растянулись его губы.
Удивительное совпадение, но он тоже до этого был рядом с тем негласным лидером. Который сейчас внимательно наблюдает за мной, отпуская какие-то комментарии.
Кто-то начал хихикать.
У третьего места была та же история: мне не дали сесть, поставив на стул ногу.
Надо мной уже смеялись, да и зрителей прибавилось на несколько человек. Участники заговора смотрели в мою сторону с пренебрежением и агрессией. Им требовалось насилие, чтобы уважать кого-то.
Что ж, я понимаю — насилие рождает страх, а страх рождает уважение. Как не мне, тому, кто прошёл не один бой и побывал не в одном злачном месте, об этом не знать?
Хотелось бы обойтись без крови, так как это точно не способствует моим планам. Однако терпеть унижение тоже ни к чему хорошему не приведёт, особенно в обществе, где всё решает сила.
Поэтому, если они хотят насилия, я его обеспечу.
Я подошёл к тому, в ком увидел одного из главных или, по крайней мере, уважаемых в их среде. Парень сидел за партой, наблюдая за мной.
— Что? — с улыбкой спросил он, когда я подошёл ближе.
— Теперь здесь сижу я, — поставил я на его парту портфель.
На его лице сначала появилось удивление, которое быстро сменилось на снисходительную усмешку.
— Ты уверен?
Это было единственное, что он успел спросить. Я не веду дипломатию с врагами, для этого есть другие люди — моё дело, война.
Я дёрнулся перёд, и моя коленка врезалась ему прямо в улыбающееся лицо. Раздался хруст, и парень повалился на пол вместе со стулом. Я не отставал. Оказался на нём сверху и начал методично вбивать ему в лицо кулак, другой рукой держа за волосы.
Кто-то из его дружков наконец опомнился, слишком поздно, но опомнился. Попытался оттащить меня от парня, когда я ещё не закончил. Но я не даю перехватить инициативу. Хватаю пишущую ручку с парты и втыкаю её противнику сзади прямо в ногу.
Вскрик, хватка слабеет, что позволяет мне обернуться. Три прямых удара в челюсть, и даже с моей нынешней силой этого хватает, чтобы повалить противника.
Ещё один справа пытается напасть на меня с кулаками, но я бью на опережение. Всем телом врезаюсь в незадачливого защитника, протаскиваю на несколько метров, раскидывая парты и стулья, пока мы не падаем, после чего лбом бью ему прямо в лицо.
Первый удар, второй, третий.
После четвёртого бью кулаком, пока не довожу его лицо до красноречивого состояния, после чего встаю. Тот, что с воткнутой ручкой, ещё пытается подняться, но я добиваю его ногой в лицо. Не сильно, я не собираюсь убивать, мне нужен лишь ужас и понимание неотвратимости моего возмездия.
И после этого возвращаюсь к главарю, чтобы закончить начатое.
Я не спешу и не поддаюсь ярости битвы, работаю точно и ровно. И когда результат становится красноречивым (всё лицо в крови и опухшее, но парень жив и даже не лишился зубов), позволяю себе остановиться, встать и оглядеться. Это не значит, что я не следил за обстановкой вокруг, но я не обращал внимания на зрителей.
Больше никто не смеялся. Никто не смел даже пискнуть. Девушки и парни стоят поодаль от драки, наблюдая за происходящим и особенно за мной испуганным взглядом. Не менее ошарашено выглядит народ, который сбился в проходе. В их глазах интерес, и что ещё важнее, понимание. Понимание, что встреча со мной не сулит им ничего хорошего.