— Да, он не постучался в дверь, когда пришёл к нам. Я лишь немного напомнил ему о правилах приличия. Не более.
— Немного? А вы дерзкий молодой человек, — заметил старик. С его сухих губ не спадала улыбка.
— Не могу сказать про себя того же, господин Крансельвадский. Я живу, учусь, отстаиваю свои интересы, не более, — покачал я головой.
— Такие люди пригодились бы в любой семье.
Намёк на присоединение к ним? Да, но я вижу по его глазам, старик понимает, что я никогда на это не соглашусь.
— Я уже нашёл семью, в которой я пригожусь, мистер Крансельвадский.
— Брабинери? — бросил он взгляд на невозмутимую Марианетту.
— Именно.
— А вы не боитесь, что с вас спросят за содеянное, молодой человек? В этом мире любой поступок имеет последствия.
— Тогда бы я предпочёл знать, сколько в вашей личной гвардии людей, господин Крансельвадский.
— Зачем это? — я смог даже заставить его немного удивиться. Хотя ответ был банален.
— Чтобы потом не пришлось созваниваться с вами при пересчёте всех желающих спросить, — ответил я невозмутимо.
Повисла тишина, после которой он рассмеялся.
— Ваш язык остёр, молодой человек, остёр, — погрозил он пальцем.
В этот момент вмешалась Марианетта.
— Прошу прощения, что прерываю вашу беседу, господин Крансельвадский, но нам надо ещё поприветствовать других гостей.
— Да-да, я понимаю, понимаю… — закивал он. — Тогда не смею вас больше задерживать, госпожа Барбинери. Хорошего вам вечера, надеюсь, что мы ещё пообщаемся.
— Непременно, — кивнула она ему и подхватила меня за локоть, намекая, чтобы я уводил нас отсюда. Мне повторять второй раз было не обязательно.
Я повёл Марианетту прочь от старика, чувствуя себя странно. Она молчала, пусть и выглядела столь же безмятежной, как и прежде, будто не разговаривала с теми, кто приложил руку к разрушению её семьи.
— Ты хорошо держался, — негромко похвалила она меня.
— Там не было ради чего держаться, Марианетта, — ответил я. — Просто старик, просто борзая семья.
— Борзая семья, — рассмеялась она. — Так это ты видишь?
— Я другого не понимаю. Как вы можете улыбаться им после того, как они сделали подобное с вашей семьёй и пытались ещё и ограбить?
— Игра. Это всё игра, Грант. На людях ты улыбаешься, приветствуешь всех, желаешь здоровья, а за спиной грызёшься и дерёшься. Приходится следовать правилам, чтобы не скатиться в анархию.
— Это всё лицемерие.
— Естественно, — не стала она отрицать. — Будь уверен, что у меня было не меньше желания наброситься и выцарапать им глаза, чем у тебя. Но надо ходить с гордо поднятой головой, и показывать, что тебя ни капельки не трогают их попытки задеть. Гордость и достоинство.
— Мне сложно связать гордость и достоинство с этим обществом, — ответил я, окидывая взглядом зал. — Зачем они подошли к нам?
— Посмотреть на тебя, — просто ответила Марианетта. — Оценить, взглянуть на твой характер, на твоё умение держаться. Это очень важно, ведь всё всегда зависит от главы семьи.
— Я не глава вашей семьи.
— Но ты нас защитил, а значит именно ты стоишь между мной и их семьёй. Умеешь ли ты держать себя в руках, будешь лебезить или говорить чётко и прямо. Показываешь страх или уверенность — это очень важно, чтобы понять, чего ждать от тебя. Да и думаю, что главе Крансельвадских было просто интересно лично взглянуть на того, кто едва не забрал у него среднего сына.
— У нас будут проблемы?
— Рано или поздно они точно будут. Но сейчас Крансельвадским требуется собрать силы, оценить угрозу и решить, стоит ли с нами вообще связываться. С одной стороны, на их репутацию бросили тень, что может плохо сказаться на попытке создать собственный дом. С другой, потери могут перевесить все преимущества. Поэтому оценить тебя, будешь ли ты сразу готов вцепиться им в горло, почувствовав угрозу своим интересам, для старика было важно.
— Он оценил?
— О, он хорошо тебя оценил, — рассмеялась она.
Мы ходили медленно по залу, где Марианетта показывала мне присутствующих. Она знала здесь почти всех. Рассказывала, кто чем занимается, какое имеет влияние в обществе и с кем мне стоит познакомиться, а кого избегать.
— А ты не хочешь с ними поздороваться? — поинтересовался я.
— Это будет выглядеть неловко, если я буду к каждому подходить и здороваться, не находишь? Будто бегаю по залу и пытаюсь подольститься, ища поддержки. Нет, мы не за кем не бегаем, у нас есть гордость, и с кем надо, мы поздороваемся. К тому же у нас есть ты.