— И в чём же оно заключается, господин Шалей? — вежливо поинтересовался его собеседник, однако под вежливостью всем своим нутром Шалей прочувствовал всю опасность, что нёс этот человек.
— По поводу… ребёнка. Это проходит не через меня и на такое запрет дать вряд ли удастся. Плюс… я… не могу просто дать запрет на предоставление регистрации. Вернее, могу, но… это может вызвать… вопросы и проблемы, от которых я естественно вас огражу. Но тем не менее… как в прошлый раз… боюсь, что мне потребуется ваше содействие и помощь, — тихо закончил он.
— Что ж, раз такое дело, можете быть уверенными, мы предоставим вам всю необходимую поддержку и содействие. В этом вопросе можете в нас не сомневаться, — великодушно ответил Ристингаузер.
— Большое спасибо, господин Ристингаузер! Можете не беспокоиться ни о чём. Считайте, что этот вопрос уже решён, — тут же с лизоблюдкой радостью ответил Шалей. — Всё будет в лучшем виде.
— Даже не сомневаюсь, господин Шалей. Благодарю за то, что вы оперативно предупредили меня.
— Конечно. Если что ещё будет, я сразу вам сообщу! — произнёс он… и услышал гудки в телефоне.
Лишь после того, как трубка была надёжно положена обратно на рычаги старого телефона, он позволил себе выдохнуть и расслабиться, буквально растекаясь в своём кресле в кабинете. Сердце учащённо билось, пот стекал у него по лбу. Что ж, ради этого его и посадили на это место. Настало время отрабатывать свою должность.
Одновременно с тем, как Шалей радовался тому, что разговор закончился, Ристингаузер уже набирал другой номер по тому же телефону.
— Это я, — спокойным и нечеловечески холодным тоном произнёс он, который не имел ничего общего с тем, который слышали другие. — Как я и говорил, она сделала это. И начала набирать силы, подозреваю, не без помощи своих новых друзей. Нам стоит поторопиться, хотя теперь я уже не уверен в успехе…
Глава дома Шнейрдентов и вместе с тем отец Нэвии схватился за голову.
И причина была отнюдь не во врагах дома или в каких-либо проблемах в бизнесе. Всё было куда страшнее.
Причина была в его дочери, которая ураганом ворвалась в его кабинет и устроила настоящий переполох своей просьбой, а затем едва ли не ультимативным требованием. И её уже было не остановить.
— Папа! Пожалуйста!
— Уже всё решено, — отрезал он холодно.
От его сурового голоса слуги дрожали от страха. Враги напрягались. Партнёры уступали.
Для Нэвии это был едва ли не звук горна к контратаке.
— Грога не отдам!
— Никто не трогает Грога.
— Его тронет, если ты не поддержишь их! А значит и меня! — и топнула ногой. — Я против!
Было понятно, откуда растут ноги. Барбинери решили побороться за свои права, которые распространялись и на интересы его семьи и дома. И каким-то образом Нэвия узнала об этом, скорее всего, не без злого умысла, и без задней мысли приняла их сторону, посчитав, что интересы семьи Барбинери касаются Грога, а значит касаются и её.
Переубедить дочь в том, что её нагло используют, у него не получалось. Любовь, тут логика не работает. Он сбегает в страхе, оставляя всё на откуп удаче и случаю.
— Не забывайся, девочка, — тихо произнёс он. — Ты не смеешь так со мной разговаривать.
— Просто ты меня не любишь! — и Нэвия воспользовалась самым страшным оружием — слезами. — Не любишь! Тебе всегда было плевать на меня!
— Здесь речь не о тебе, Нэвия… — начал сразу давать заднюю отец. — Это бизнес, и нам это не выгодно. Мы уже почти договорились о покупке той сети магазинов.
— И ради этого ты гробишь моё счастье⁈ — разрыдалась она. — Сама на баррикады с ними пойду!
— Какие баррикады. Там нет никакой речи о войне.
— Тогда сама отстрою и лично прыгну! — пискнула она. — Грудью прыгну!
Было бы чем прыгать, поморщился отец.
— Нэвия, это дело семьи. А ты лишь школьница, которая не имеет права указывать главе дома, что ему делать, — вновь попытался вернуть он инициативу себе строгим голосом. — Не забывайся, девочка.
Но ту было не остановить. Её ответ был страшен и непреклонен.
— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у…
Она зарыдала, уже упав на колени и вытирая глаза кулачками. Нет, всё же приклонен, но не в том смысле.
Нэвия не была избалованной. Совершенно нет. Она много и хорошо училась, подавая большие надежды, её дар был силён. От неё почти ничего не требовали, и тем не менее она сделала всё, чтобы быть той самой дочерью, которой бы гордились и превозносили.