— Грант? Гра-ант! — я отвлёкся на голос учительницы по литературе, который уже стоял передо мной. Остальные ученики смотрели на меня и беззлобно посмеивались. — Ты сегодня спишь?
— Никак нет, — выпрямился я.
— Раз тебе настолько интересно, что я не могу тебя дозваться, может скажешь, почему в главе семнадцать так подробно описывает стул главного героя.
Я уже был опытным в подобном деле. Единственное, что я уяснил на уроках литературы — ни слова о логике.
— Символ жизни, — ляпнул я наугад.
— Жизни? — удивилась учительница
— Стул символизирует жизнь главного героя. Герой же имеет своё предназначение в жизни? Стул тоже имеет своё предназначение в этой жизни. Грубо говоря, сравнение более простого с чем-то более простым.
— М-м-м… интересный взгляд. Что ж, тоже имеет место быть, — кивнула она и пошла дальше между рядами.
За подобный ответ меня в Империи инквизиция отправила бы на пытки по подозрению в ереси, а после на казнь. Думаю, окажись она в этом городе, учительница литературы стала бы первой в очереди, кого они бы допросили с пристрастием.
Хотя и учительница была неплохим человеком. Я бы сказал, добрым и отзывчивым, который не раз шёл мне навстречу, иногда завышая оценки, чтобы не портить табель, просто немного странной, со своими немного странными взглядами на жизни. Признаться честно, мне было бы жаль отправить её на допрос в инквизицию.
Но мои мысли быстро ушли в сторону предстоящих планов.
После уроков, когда остальные собирались куда-то идти развлекаться, мне едва удалось от них отвязаться, сославшись на важные дела. И первым делом я оправился решать вопрос по поводу предприятий, которые принадлежали Барбинери. Нам нужны были деньги, и бизнес был одним из основных источников дохода.
Список оказался большим, по нему я представлял, почему Барбинери могли себе позволить жить в диких землях, держа под рукой личную гвардию, которая, на секунду, была что-то около ста двадцати человек одарёнными. Это был и ответ, почему они так долго могли сопротивляться давлению, пока всё не перешло в активную фазу.
Я связался с адвокатом Галешопом, который должен был смыслить в подобных делах. И его ответы оказались неутешительными.
— Нет, я понял тебя, Грант, — ответил он по телефону. — Ещё в прошлый раз. Только есть небольшие затыки, скажи так.
— Затыки?
— Проблемы. Видишь ли, да, семья Барбинери потеряла их во время войны. Возникают логичные вопросы о легальности. Думаю, обратись они сразу после этого отсудить всё обратно, и сто процентов выиграли, но время прошло. Те уже перешли под официальное владение нескольких семей и дома, и отбить их обратно будет проблематично.
— Но вы сами сказали, что это было не совсем законно.
— Да, сказал. Но времени прошло семь лет, и Барбинери ни сном ни духом не дали знать, что это их бизнес. А там всё схвачено по сто раз с юридической стороны, что это принадлежит им.
— И никак их не отбить?
— Отбить? Нет, отбить-то можно, войной, например, но Барбинери, уж извини меня, смогут потянуть это?
— Сомневаюсь.
— Вот и я тоже. Тебе нужна какая-то поддержка. Те, кто вступятся за Барбинери и будут отстаивать их сторону. Кто-нибудь из влиятельных семей или домов, которые подтвердят, что да, это принадлежало именно им, и что всё потеряли во время не такой уж и законной войны. Тогда суд уже внимательнее разберётся, что там да как, а пока это тухлое дело.
— Влиятельный дом? — задумчиво пробормотал я. — А Фон-Ларьер считаются влиятельным домом?
— Ну как бы да, — засмеялся тот. — Да только им плевать на всех, если речь не заходит о деньгах. И я не слышал, чтобы они были дружны с Барбинери.
— Ну это я узнаю. Пока готовьте дело, я свяжусь с вами позже. Все счета отправляйте на семью Барбинери.
— Конечно, так и сделаю. Приятно иметь с тобой дело.
— Мне тоже.
В этом мире правят деньги — я это понял почти сразу. Будь готов заплатить сразу и по-честному, и каждый будет рад с тобой иметь дело. Карай за обман без промедления, и все будут с тобой честны.
Сразу после этого я позвонил Марианетте. И если до этого трубку брали её слуги, то теперь отвечала мне исключительно она и в любое время, даже если та сидела в ванне. Причём довольно странно…
— Да, дорогой, что случилось? — раздался в трубке её мягкий голос.
— Я просил не называть меня дорогим, Марианетта, — поморщился я.
— Но каждый раз ты так забавно смущаешься и ругаешься. На старости лет я ничего не могу с собой поделать, — рассмеялась она тихо.