— Грант? — раздался голос со стороны кормового люка. — Вы ещё скоро?
Весь потный и грязный я бросил взгляд на Марианетту, которая стояла у входа в корабль. Не только она, сейчас рядом с ней всегда был или слуга, или служанка, что был готов поддержать её, если у той откажут ноги. В последнее время ходила она не очень.
— Да, Марианетта, что-то случилось? — спросил я, отряхивая руки.
Ладно, сделаем перерыв пока. Пусть реактор работает дальше, а девчонка посидит в газе, пока тот не выветрится.
Я вышел на улицу, с удовольствием вдохнув чистый и свежий воздух. Был приятно почувствовать на своей коже ветер после затхлого воздуха внутри корабля.
— Вижу, вы заняты починкой корабля, — заглянула она мне за плечо. — Я просто не хочу отвлекать…
— Вы не отвлекаете, всё в порядке. У нас перерыв. Что случилось?
— Просто я хотел сказать, что нам пришло… — Марианетта нахмурилась и посмотрела на корабль. — Грант, а что там за звук?
— Ничего особенного. Так что пришло?
— Приглашение.
— Приглашение?
— Да. Вообще, я думала обсудить это внутри, но тебя так и не дождалась. Помнишь, вы…
Она вновь смолкла и внимательно посмотрела на корабль, пытаясь заглянуть в десантный отсек.
— Грант, у вас из корабля такой звук доносится, что мне кажется, будто там ребёнок плачет.
— Вам не кажется, — отмахнулся я. — Там ребёнок Зейлере залез в техническое пространство между обшивкой. Мы его оттуда вытравить пытаемся.
— Вытравить? — вытянулась она в лице.
— Да. Ничего особенного. Так что вы…
Но Марианетта уже не слушала, она обошла меня и направилась к открытому кормовому люку корабля. Уже на входе она поморщилась и помахала рукой перед лицом, будто это могло согнать едкий запах, который стоял сейчас внутри.
— Грант, вы серьёзно вытравливали ребёнка? — посмотрела она на меня шокировано.
— А предлагаете его оставить сидеть рядом с силовыми кабелями и реактором, чтобы она что-нибудь там перегрызла нам? — задал я встречный вопрос.
— Грант, да что ж ты… — выдохнула она и вошла внутрь.
Несомненно, газ ударил и по Марианетте. Я видел, как она начала покашливать, а её глаза начали краснеть и наливаться слезами. Однако она всё равно подошла к тому месту, где пряталась девочка, ориентируясь по плачу, и осторожно села на корточки.
— Матушка моя родная, Грант, это же совсем ещё ребёнок… — выдохнула Марианетта.
— Да, я знаю, — встал я рядом с ней.
— Что вы с ней делали?
— Ничего. Просто пытались достать, чтобы она ничего не сломала.
— Почему она вообще здесь? У вас на корабле⁈
— Мы её забрали как заложника, чтобы они выполнили часть своих обязательств, — ответил я невозмутимо. — Это ребёнок тех, кто приложил руку к смерти ваших детей. Скажем так, мы отплачиваем им той же монетой.
— Но это ребёнок, Грант! Как девочка, родившаяся вообще после случившегося, имеет к этому отношение⁈ — казалось, мои действия повергли Марианетту в ужас.
— Вы о возмездии не слышали? — поинтересовался я.
— Я не хочу даже думать о нём. Ты прости, Грант, но иногда ты перегибаешь палку.
Перегибаю палку… Я воюю за её семью, всеми силами отстаиваю существование семьи и репутацию, а она мне «перегибаю палку»? Серьёзно? А что лучше, пусть о её дом все ноги вытирают? Это в межличностных отношениях есть уважение, любовь и так далее, где на взаимном уважении можно попытаться договориться о чём-то.
Но когда речь идёт о политике, то всё решает страх и только страх. Там нет ни уважения, ни почтения или взаимопонимания. Есть только страх, который и определяет риски, попробует ли кто-то тебя на зуб или нет.
А мне говорят, что я перегибаю палку?
— Это гарантии того, что нам не ударят в спину, не более…
Но Марианетта уже не слушала меня. Она сидела напротив технического проёма и улыбалась, глядя на спрятавшегося там ребёнка.
— Ой, а кто это там у нас? А кто это там такая маленькая спряталася? Кто это такая красивая там сидит? — начала ворковать она. — Такая красивая-красивая, но чумазая-чумазая? Солнышко, что ты там делаешь?
Она подалась немного вперёд.
— Как же там у тебя жарко, хорошенькая ты моя. Кто это тебя загнал туда? Плохие дяди? Плохие дяди загнали тебя туда, да? Ох уж эти дяди! — с гневным лицом погрозила она нам пальцем. — Мучают тебя тут, да? Плохим воздухом травят? Ох, ты моё солнышко, до слёз тебя довели, моя девочка… Иди сюда, иди ко мне, я тебя защищу от этих страшных людей…
Она минут пять терпеливо ворковала, ни разу даже не кашлянув несмотря на то, что газ пусть и развеивался уже, но всё равно продолжал щипать и першить в горле. Но Марианетта была неудержима, будто напрочь не замечая ничего, даже жары, пока наконец не протянула вперёд руки и оттуда к ней неуверенно не выглянула эта девчонка.