Мне неизвестно, как там обстоят дела у Грога — я попросту его не вижу, летая то в одну сторону, то в другую от ударов. Уже, по сути, ползаю по земле и хватаясь то за одного, то за другого, чтобы выиграть другу время.
Вновь один из них пытается броситься на подмогу к товарищам, чтобы разобраться с Грогом, и я цепляюсь за его ногу. Жалкое зрелище, но мне ничего другого не остаётся. Я как якорь не даю тому присоединиться к ним, и он бьёт меня клинком. Движением головы я принимаю удар лезвия шлемом, закрывая стык между шлемом и бронёй. Один из визоров отключился, потухло половина экрана, и я продолжаю неуклюже бросаться телом, чтобы выиграть время Грогу.
Как бы ты хорошо ни дрался, но в нашем случае количество всё равно решает. Однако…
Через единственный визор я нахожу то, что искал.
На одной ноге из последних сил я прыгаю на предателя. Получаю удар в голову, слышу, как хрустят приводы, но обнимаю предателя за талию, повиснув на нём, будто пытаюсь о чём-то умолять. Меня бьёт по спине второй, пытаясь оторвать от товарища, когда я наконец нащупываю у него на поясе то, что искал.
Я выхватываю из его кобуры плазмострел. Он успевает среагировать и схватиться за него руками, отводя ствол от себя, когда происходит выстрел. Взрыв раскидывает нас в разные стороны. Но теперь у меня в руке плазмострел.
Я стреляю, но не по врагу — не попаду из-за сбоев. Вместо этого целюсь в землю перед собой, и взрыв разделяет нас на какие-то секунды.
— ГРОГ! ГРОГ! КО МНЕ! ГРОГ!— я истошно кричу, пытаясь привлечь его внимание, и вновь стреляю наугад.
Ещё один взрыв где-то рядом, и Грог буквально материализуется передо мной. Он выхватывает плазмострел из моих рук, после чего оборачивается и тут же стреляет.
Рука сама собой поднимается, и я ставлю щит, закрывая нас от ответного выстрела. Взрыв, и обмякшая рука просто упала. Ещё один выстрел, и я опять куда-то лечу, после чего падаю на землю. Оставшаяся часть экрана идёт помехами.
Теперь я лежу на земле лицом вниз, не в силах даже подняться. Мне оставалось лишь прислушиваться к бою, который разгорался прямо рядом со мной, надеясь, что Грогу удастся всех перестрелять. Это длится не больше пары минут, после чего всё стихает. То ли отключились микрофоны, то ли бой действительно прекратился с неизвестным для меня результатом.
Становится удивительно тихо.
Я силюсь хотя бы перевернуться, но броня не слушается. Трещит, выдаёт ошибки и не слушается.
Где-то рядом звучат тяжёлые шаги. Я с замиранием сердца прислушиваюсь к ним, не рискуя спросить, это Грог или нет, пока меня не переворачивают на спину. И я всё равно ничего не вижу — визоры отключились полностью, погрузив меня во тьму.
— Ты жив? — раздаётся голос товарища по оружию, и я выдыхаю.
Мы победили…
— Грант?
— Да я жив, — отвечаю я.
— Грант, ты как?
По ходу, у меня отключились ещё и микрофоны.
Я чувствую, как он берёт меня за шлем, после чего осторожно выкручивает его до щелчка и снимает. Я смотрю на покрытый вмятинами, сколами, ожогами и грязью шлем Грога, который с ледяным спокойствием разглядывает меня своими стёклами в прорезях шлема.
— Я нормально. Но кажется, броня отключилась.
Он окидывает меня взглядом.
— Тебя сильно потрепало.
— Да, я чувствую.
— Ранен?
— Вроде нет.
Он ещё раз окидывает меня взглядом.
— Ты выстрелил в меня из плазмострела.
— Прости, я стрелял наугад. Ты покончил с ними?
— Да. Зигфрид помог.
Я с трудом смог разглядеть из своей брони Зигфрида, который стоял позади.
— Зигфрид, что с теми двумя у корабля?
— Одного я убил. Другого расстреляли турелями при моей поддержке.
Собственно, это не удивительно. Активная броня может выдержать с десяток попаданий из таких пушек, но попади под длинную очередь из бронебойных, и долго ты не продержишься.
— Что с наёмниками? — задал я другой вопрос.
— Они отступили. По крайней мере, вокруг поместья никого не наблюдаю, — а потом я слышу его смешок. — Первый раз вижу, чтобы тебя так побили.
— Я тоже. Сейчас пробегись по округе, убедись, что наёмники не засели где-то рядом. И пусть Марианетта свяжется со своими друзьями в армии. Нам не помешает грузовой челнок, чтобы вытащить корабль из леса.
Кто-то говорит, что война — это точный расчёт, но зачастую слишком многое зависит от удачи, и ошибка с выбором единственного солдата может привести к краху всей операции. И ошибись кто-то из нас, возможно, ни меня, ни Грога, ни Марианетты уже бы здесь не было.
Уже потом я знаю все подробности боя. О том, как Зигфрид принял решение поддержать гражданских, где схватился с одним из предателей, где одержал вверх не без помощи турельного огня, буквально подставив его под плотный огонь бронебойных пуль, после чего уже общими усилиями расправился с другим. А после вернулся к поместью, где из плазмострела меткими выстрелами помог разобраться с оставшимися предателями.