— Лоран, я поручаю тебе моего сына; помни, что это последний из д'Антрэгов!
И верный слуга всегда помнил это, не спуская, как говорится, с глаз молодого графа.
Таким образом, последнее предположение Оливье являлось наиболее вероятным: в числе его гостей было много молодых людей в том возрасте, когда шутки еще простительны; и эта записка, так сильно встревожившая его в первый момент, в сущности, не выходила из пределов позволительной шутки.
Несколько успокоенный этими рассуждениями, граф почувствовал некоторое облегчение; тем не менее пережитое волнение отозвалось на нем: он ощущал известное возбуждение и томительную сухость во рту. Подле него на столике стоял графин с водой, вазочка с сахарным песком и флакон флердоранжа. Он протянул руку к графину, приготовил себе питье и стал пить его большими глотками с видимым наслаждением. Утолив свою жажду, граф, полулежа на диване, предавался мечтам, которые унесли его далеко от действительности, и вскоре, сам того не замечая, погрузился в легкую дремоту; но едва он задремал, как что-то странное стало совершаться в его организме: голова его отяжелела, руки и ноги как будто налились свинцом, а силу воли точно сковало железным кольцом. В этот момент ему показалось, что одна стена его спальни раздвинулась и из нее вышли четыре человека. Они приблизились к нему, надели ему повязку на глаза и подняли его на воздух. Графу казалось, что его куда-то несут.
Наконец это беспомощное чувство прошло. Граф очнулся, открыл глаза и увидел себя в совершенно незнакомой комнате. Он вскочил на ноги и тут только заметил, что он не один: в нише, совершенно защищенной от света, сидела какая-то тень.
— Граф Лорагюэ, — послышался из ниши голос, — вас привели сюда, чтобы вы сейчас дали торжественное слово формально отказаться от руки вашей невесты.
Несколько минут граф, пораженный событием, молчал, затем, успокоив свое волнение, отвечал:
— Ради чего я должен это сделать? Ради того, может быть, чтобы на ней мог жениться один из мошенников вашей шайки и воспользоваться ее богатством? — спросил граф, стараясь придать словам как можно более насмешливый тон.
— Вы угадали, граф, вы избавили нас от труда вам разъяснять. Богатство дочери князя мы не можем упустить и не можем добровольно отказаться от вашей невесты.
— А если я не откажусь? — спросил граф.
— Вы откажетесь, мы вам дадим сроку подумать три месяца, и благоразумие подскажет вам последовать нашему совету.
— Так я вас могу уверить, что вы не получите моего отказа, — вскричал граф, — ни теперь, ни завтра, ни через три месяца! Неужели вы думаете, что граф Лорагюэ испугается каких-нибудь шантажистов?
— Все это слишком сильные выражения, молодой человек. Могу вас уверить, что обстоятельства заставят вас отказаться, но мы рассчитывали сделать это теперь и полюбовно. Как знаете в таком случае!
— Напрасно вы рассчитывали на это! Вот все, что я могу вам сказать! Делайте что хотите, но я никогда не откажусь от своей невесты!
— В таком случае это будет борьба не на жизнь, а на смерть, борьба без пощады, помните это!
— Я принимаю вызов! Борьба так борьба! — воскликнул молодой граф.
— Вы будете побеждены!
— Пусть так, но не без сопротивления.
— Я хочу все-таки предупредить вас, что, каково бы ни было ваше решение, наши меры приняты и ваш брак не состоится.
— И это вы воспрепятствуете этому?
— Да, мы! Вы бы поступили благоразумнее, если бы покорились добровольно неизбежному, иначе вам придется исчезнуть!
— На это я готов!
— Но ваш час еще не настал. Великий Тайный Совет дает вам три месяца срока на размышление. Если до истечения этого срока вы не покоритесь нашим требованиям, то получите извещение о своем приговоре!
— К смерти, не так ли?
— Да, это единственное средство заставить исчезнуть человека, который мешает нам, и никакая власть в мире не может вас спасти от приговора Верховного Совета!
— Я удивляюсь только, почему, если вы можете помешать моему браку, вы еще добиваетесь моего отказа?
— Это тайна, и я ничего не могу сообщить вам об этом. Теперь нам ничего более не остается сказать вам, и вы будете доставлены обратно в вашу спальню точно так же, как были доставлены сюда. Будьте любезны, позвольте завязать вам глаза!
— А если бы я вздумал не позволить?
— Нам пришлось бы употребить силу.
— В таком случае пусть будет, как вы желаете! — сказал Оливье.
Но в тот момент, когда ему собирались завязать глаза, он вдруг вырвался из рук окружавших его людей и, подойдя к столу, за которым заседал таинственный ареопаг, громким и уверенным голосом произнес, обращаясь к председательствующему:
— Полковник Иванович, мы еще с вами увидимся и поговорим!
— Я не полковник Иванович! — возразил совершенно спокойным и ровным голосом тот, к кому были обращены эти слова.
— Так сбрось маску! — крикнул Оливье.
— Я не властен в своих поступках, но, чтобы ты не мог усомниться в правдивости моих слов, я испрошу разрешение открыть перед тобой мое лицо.
С этими словами председательствующий поднялся со своего кресла; остальные же товарищи последовали его примеру и, сойдясь в кучку, некоторое время довольно оживленно совещались между собой. Затем все заняли свои прежние места.
— Граф Лорагюэ д'Антрэг, дайте мне слово дворянина в том, что никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах, даже и ради спасения вашей жизни, не признаете меня, в случае если бы мы с вами когда-нибудь встретились!
— Что вы понимаете под этим? Что, встречаясь с вами вне этих четырех стен и зная, что вы принадлежите к преследующему меня тайному обществу, я должен в силу данного слова отказаться от справедливой мести по отношению к вам?
— Нет, я только требую от вас, чтобы вы ни перед кем не выказывали, что знаете меня; что касается вашей мести, то я ее не боюсь, и вы вольны поступать, как желаете и как знаете!
В последних словах говорившего слышалось столько пренебрежения, что вся кровь бросилась в голову молодому графу.
— Даю вам слово в том, что вы требуете. Но с другой стороны, объявляю, что, если, действительно, как вы говорите, мой брак не состоится, я ставлю на карту против вас и все свое состояние, и все свои силы, и все свое мужество! До последнего издыхания у меня не будет иной задачи в жизни, иной цели, как только месть!
Резкий злобный смех был ответом на слова Оливье, после чего неизвестный председатель медленно приподнял свою маску, и глазам молодого графа представилось старчески бледное бесцветное лицо, обрамленное густой серебристой, как иней, седой бородой. Оливье д'Антрэг жадно впился глазами в это лицо, наполовину скрытое чересчур густой бородой, стараясь запечатлеть в своей памяти эти черты. Но в лице этом не было ничего характерного, ничего выражающего недюжинную силу, ум и энергию; оно скорее напоминало собою восковую маску, обрамленную театральной окладистой бородой, нечто, скорее напоминавшее ряженого, чем живого человека в его естественном виде.
Но прежде, чем молодой граф успел взвесить и сопоставить все эти впечатления, неизвестный уже снова надел маску, лампа погасла, и вся зала вместе с присутствующими погрузилась во мрак.