Литльстон, мистер Джонас Хабакук Литльстон, жаловался с утра до вечера и с вечера до утра. Можно ли подумать, что человек, занимавший в суде столь видное положение, вдруг согласился жить в какой-то закупоренной жестянке под водою, в компании каких-то авантюристов… Ах, если бы миссис Литльстон не опередила его в лучшем из миров, всего этого, наверное, бы никогда не случилось!
Таково было положение дела на «Римэмбере», но, когда и на четвертые сутки капитан не вернулся, Иванович снова принялся обдумывать разные планы бегства.
— Бежать, бежать во что бы то ни стало! — думал он. Он готов был даже отказаться от всех своих планов мщения и торжества, так как был подлый, трусливый человек, больше всего дороживший своей жизнью.
Дверь в кабинет капитана, служивший ему для послеобеденного отдыха и курения, была оставлена полуоткрытой. Иванович осторожно попытался приотворить ее. Это удалось ему без труда, причем он не испытал ни малейшего сотрясения, из чего явствовало, что Спайерс не думал воспрещать вход в эту комнату.
Едва переступил Иванович порог этого кабинета, как услышал какое-то глухое бормотание, похожее на отдаленный шум голосов или рокот волн. В первую минуту он был крайне удивлен этим явлением, которое, впрочем, скоро объяснилось.
Как уже известно, капитан установил на озере целую сеть акустических проводов, которые все соединялись в акустическом рупоре, помещавшемся в этом кабинете, где благодаря превосходному акустическому приемнику можно было, подойдя к трубке, слышать все, что говорилось на воде или на суше на расстоянии не более 25 сажен от берега.
Тотчас же Иванович подошел к трубке и приставил к ней свое ухо; до него явственно донесся голос графа, разговаривавшего с Диком, с которым он прогуливался по берегу озера.
— Да, вы правы, Дик, — говорил граф, — никакое доброе дело никогда не пропадает даром!
— Так нам всегда говорили святые отцы, обучавшие меня в детстве! — сказал канадец.
— Кто бы мог подумать, — продолжал Оливье, — когда я десять лет назад дал эти сто долларов несчастному, бездомному юноше, что мне за это будет во стократ отплачено здесь, в дебрях Австралии!..
— Именно во стократ, — подтвердил канадец, — потому что без него я положительно не знаю, как мы могли бы завладеть этим негодяем, этим «человеком в маске».
Иванович вскрикнул и чуть было не лишился чувств, но тотчас же овладел собой и, с бешенством ухватившись за аппарат, стал жадно слушать: ему необходимо было все знать; дело шло, быть может, о его жизни.
— И на этот раз, надеюсь, вы не проявите вашей обычной слабости! Взгляните, например, на это великолепное дерево, с этим большим горизонтальным суком, протянутым вперед! Вот уже два года, как я любуюсь им, внутренне говоря себе, что на этом суку будет повешен «человек в маске». Но так как такая смерть слишком легка и приятна для такого злодея, то я намерен поручить экзекуторам нагарнуков пороть его розгами до тех пор, покуда на его теле не останется ни лоскутка кожи!
Иванович не в состоянии был ничего слышать более, так как без чувств упал на ковер. Когда он пришел в себя, ему показалось, что он видел дурной сон. Но акустическая трубка была тут, подле него, и слышанные им слова еще как будто вибрировали в воздухе. А в данный момент до его слуха доносилась песня нагарнукских матросов с «Марии», и вдруг Ивановичем овладело бешенство.
— Я должен выйти отсюда! — воскликнул он, — хотя бы мне для этого пришлось взорвать весь «Римэмбер»! Лучше такая смерть, чем медленная пытка, которую для меня готовят. Изменник! Предатель! Трижды клятвопреступник! Он предает меня человеку, давшему ему 100 долларов, а я дал ему 9000000! О, если мне удастся уйти от страшной участи, которую мне готовят эти люди: я клянусь всем, что есть святого в мире, что посвящу весь остаток дней моих на то, чтобы отомстить этому предателю! Надо бежать, и как можно скорее! Но как это сделать? Все равно, я все-таки попытаюсь.
Иванович, называя капитана изменником и предателем, совершенно упустил из виду, что его собственный обман, когда он уверял, что не питает никакой личной ненависти к графу, а действует только по предписанию Верховного Совета Невидимых, — что этот обман, собственно, развязывал капитану руки и освобождал его от всех его обязательств. Что же касалось 9.000.000, то Дик и Оливье тотчас решили уплатить эту сумму обществу Невидимых.
Несколько успокоившись, Иванович принялся обдумывать, как устроить бегство. Он пришел к убеждению, что единственный способ бегства — это бегство через тамбурованную дверь, которая, вероятно, легко отворялась, раз она была под защитой электрической батареи, и решил попытаться сделать это в эту же ночь. Пусть тогда Джонатан предает его!