Эхомба покивал.
— Есть мыслишка. Думаю, стоит попытаться… По крайней мере вреда большого не будет.
Предводитель обезьян положил руку на локоть друга.
— Только скажи, что делать!
IV
Убедившись, что посты расставлены, Гомо отправился спать, а Эхомба еще некоторое время провел на берегу — решил до тонкостей обдумать свой план. Если задумка сработает, обезьянье царство надолго, если не навсегда, избавится от подлых тварей. Хотелось поскорее закончить дело и продолжить путь.
На следующее утро обезьяны, с необыкновенным рвением следуя указаниям Этиоля, разбежались по джунглям. Он еще не успел досказать свой замысел, как народ деревьев бросился исполнять задуманное. Только Гомо по-прежнему держался поближе к старшему брату. С его мордочки не сходила довольная улыбка. Вождь поминутно скалился и без конца твердил:
— Теперь-то мне все понятно, человек. Неглупо, очень даже неглупо. Ты хочешь, чтобы слельвы сделались видимы? И тогда нам будет легче целиться?
— Нет, — покачал головой Эхомба. — Целиться, я думаю, не придется.
Гомо пришел в замешательство.
— Тогда, признаться, я ничего не понимаю.
— Все впереди, поймешь, — многозначительно пообещал человек и тут же крикнул паре молодых самцов: — Нет, не туда! Выше, выше!.. Вот так, хорошо.
Затем он вновь повернулся к Гомо:
— Поймешь, когда сработает.
От дальнейших объяснений пастух отказался.
Следующая ночь выдалась еще более темной и мрачной, чем предыдущая. На сухом дереве, чуть дальше других выбежавшем к кромке воды, был устроен наблюдательный пост. Там, в развилке ствола, притаились Этиоль и Гомо. Отсюда даже в сгустившейся мгле было видно далеко. Глаза человека четко различали противоположный берег, сероватые контуры деревьев, светлую полоску пляжа, а ниже по течению — плавную излучину и песчаный плес. Предводитель обезьян по-прежнему держался поближе к старшему брату.
— Лучше ночки не придумаешь, — прошептал Гомо. — Будет удивительно, если они сегодня не явятся. Особенно после вчерашнего успеха.
— Если все получится, как задумано, это будет их последний набег, — уверил его Эхомба.
— Молю землю и воду, чтобы так и было. Я смертельно устал от слез и жалоб матерей.
Эхомба неожиданно вскинул руку и указал на противоположный берег Орисбаба.
— Смотри! Пришел час узнать, услышишь ли ты их снова.
Кроны деревьев зашевелились, листва вскипела, беззвучно забулькала, и в следующее мгновение грузное скопище черной непроглядной мглы обозначилось на фоне ярко-звездного неба. Эхомба невольно напрягся — похоже, слельвов было куда больше, чем в прошлый раз.
Его догадку подтвердил Гомо.
— Откуда их столько взялось?.. Не привыкли к потерям и, наверное, решили отомстить. Так вот вам! — Предводитель обезьян сделал крайне непристойный жест, с помощью которого все приматы выражают свое отношение к противнику.
— Ты прав, — согласился Эхомба. — К тому же они знают, что я здесь.
Гомо удивленно глянул на пастуха:
— Ты что, боишься?
— Нет, но и радости не испытываю. Скорее тревогу. Мне всегда не по себе перед сражением с врагом, который хочет отнять у меня жизнь. Когда мальчишка, впервые охраняющий ночью стадо, слышит рев небесного дракона, он или утрачивает страх, или не становится пастухом. — Этиоль улыбнулся в темноте. — Я хороший пастух.
Предводитель обезьян не ответил, только кивнул. Вид у него был мрачный. Он мягко коснулся теплой ладошкой колена Этиоля.
— Для человека ты слишком считаешься с нами, обезьянами. Делишься мыслями, помогаешь. Ты — добрый, Эхомба.
— Тише!.. Идут. Пусть все будут готовы.
— Все уже давно на местах. Не беспокойся, пастух, мои люди тебя не подведут.
С этими словами Гомо исчез в темноте.
В самом деле, орда слельвов оказалась куда многочисленнее, чем в предыдущую ночь. Полет этих тварей был неровен, зигзагообразен, они метались из стороны в сторону, скользили и отчаянно взмахивали крыльями. Должно быть, присутствие человека в стае обезьян поразило их и привело в ярость. Эхомба, глаза которого достаточно быстро привыкали к темноте, различал короткие дротики и даже небольшие кинжалы в лапах безжалостных тварей. В эту ночь, по-видимому, они решили хорошенько проучить своих заклятых врагов, чтобы раз и навсегда сломить их сопротивление.
Эхомба, до сих пор сидевший на корточках на толстом обломанном суку, неожиданно поднялся и закричал во все горло:
— Сюда! Летите сюда!.. — и принялся размахивать копьем.