Бутерброд с маслом, горячий кофе. Нет, все-таки в квартире как-то неуютно, прохладно, и это несмотря на поздний сентябрь. Рановато, конечно, для холодов. Но чем хорош автономный газовый котел, так это как раз тем, что его можно топить в любое время года.
Нина жила в большой квартире в старом доме, расположенном в центральной части города, как раз между набережной Волги и центральным рынком, на узкой улице, где сейчас располагались по большей части офисы, маленькие кафешки, бары, крохотные частные ателье и картинные галереи. Вечером улица переливалась рекламными огнями, витрины ателье напоминали сцены из старинной жизни с застывшими, замершими на время нарядными дамами. В теплое время года улица шумела пышной листвой каштанов и тополей, зимой же мерцала разноцветными неоновыми огоньками, опутавшими оголившиеся густые ветви деревьев. Нина очень любила эту улицу и эти старые, но со вкусом отреставрированные купеческие особнячки, где всюду чувствовалась крепкая хозяйская рука.
Здесь же, буквально в двух шагах от дома, где проживала Нина, располагался и маленький офис фирмы, занимающейся ремонтом компьютеров, где она работала администратором и кассиром одновременно. Спокойная несложная работа, да еще недалеко. Вот все удивятся, когда Нина исчезнет! Пропадет. Когда не появится утром на работе, когда ее телефон покажется всем мертвым и не захочет выдавать тайну своей хозяйки. И все, кто знал или просто видел Нину, будут шепотом спрашивать друг друга: а вы не видели, куда делась такая симпатичная молодая женщина, которая проживала вот в этом доме с башенками, она еще работала в компьютерной мастерской? Может, умерла? Или уехала куда-нибудь? Скорее всего, вышла замуж. Но почему тогда никто о ней ничего не знает?
Потом начнутся сплетни, что квартира опечатана, что хозяйка, возможно, отравилась газом, ведь у нее была газовая печка-голландка, которую она топила даже летом, когда на улице шел дождь.
Люди любят посплетничать, пофантазировать. Тем более если речь идет об одинокой женщине. Соседи, с которыми она здоровалась по необходимости, чтобы только не прослыть невоспитанной деревенщиной (некоторые знали, что она приехала в город из Базарного Карабулака), сразу вспомнят, что к ней ходил мужчина. Вернее, что он приезжал к ней на новеньком сверкающем черном «Мерседесе», и что нередко в его руках можно было увидеть букет цветов или тяжелый фирменный пакет из какого-нибудь дорогого супермаркета.
Но ей до этого уже не будет никакого дела.
После завтрака ей захотелось снова вернуться в постель и предаться мечтам. Свернувшись под одеялом и слушая, как гудит горящий газ в печке, она представила себя кошкой, спокойной и сытой, которой нет никакого дела до того, что происходит в мире. Ведь кошки ни о чем не думают, разве только как раздобыть себе пропитание. Да и то, мысли их начинают активизироваться в тот самый момент, когда голод дает о себе знать. А так живут себе беззаботно, особенно если их любят хозяева, любят и балуют. У людей все по-другому. Мало того что надо позаботиться о пропитании, надо еще, и что самое важное, найти свое место в этом мире, занять определенную нишу и устроиться в ней так, чтобы никто больше на эту нишу не покушался. Чтобы человек чувствовал себя одновременно и свободно, и комфортно, и чтобы была какая-то уверенность в завтрашнем дне. Без этого невозможно. Люди не кошки. Они всегда в глубине души думают о будущем, они не хотят умирать. Но знают о смерти многое, в отличие от кошек.
Нина заснула с этими мыслями, так и не уяснив для себя, почему она вообще пыталась отождествить себя с кошкой. Она далеко не кошка. Она всегда думала. С того самого момента, когда осознала себя в этом мире. Когда поняла, что проще подчиниться отцу, единственному человеку, которого она знала и с которым жила под одной крышей и который тиранил ее всю сознательную жизнь. И это от большой любви, как считалось.
И хотя он умер, и она уже не могла слышать его голоса, ей некому было подчиняться, все равно иногда, особенно по вечерам, ей казалось, что он где-то рядом, бродит по комнатам, проверяет, все ли в порядке, подходит к печке, трогает ее и даже открывает кран или наоборот, закрывает его. Уже засыпая, она часто представляла себе, как он наводит порядок в холодильнике (это было его любимым занятием), переставляет баночки и тарелки, заворачивает, шурша пергаментом, ветчину или колбасу, бормоча, комментируя свои движения: мол, в полиэтиленовом пакетике мясо может протухнуть, а в пергаменте полежит еще пару дней. Это отец, как ей до сих пор казалось, докупает ей рис и макароны, делая запасы в кухонном шкафу. Он же подметает кухню, следит за тем, чтобы все цветы были политы. Или же она, превратившись на время в своего отца, делает все это помимо своей воли, продолжая подчиняться ему?