Я добралась до маленькой подсобки около кабинета, где господин Шварц уже заканчивал свои прения на тематику расовых различий в европейских государствах конца восемнадцатого века. Та еще интересная тема! Полезная особенность этой школы в ее планировке. Помещения бывших жилых комнат стали теперь аудиториями где большие камины никуда не убрали, решили сохранить аутентичность. Хотя отопление уже давно автономное и не в пример экономное. И рядом с большими комнатами есть вот такие маленькие, где в былые годы находилась прислуга. Иногда мы их используем для хранения школьного инвентаря, некоторые для чаепития на переменах, где-то лежат швабры и веники, в общем по разному. И вот, в такой комнатушке, по вентиляционным шахтам переносятся все звуки из соседнего большого помещения. Теперь я понимаю, как раньше можно было подслушивать и плести интриги. А для прислуги вместо телевизора, развлечение. Вот и я засела в такой кладовой со швабрами и тряпками, ожидая, когда же мистер Шварц покинет аудиторию. Как обычно нудности ему не занимать. Как напыщенный пингвин: всегда в клетчатом костюме с бабочкой, зализанные к затылку волосы, и гнусавый говор с немецким акцентом, и главное всегда чопорный. Хоть пожиратели и перестают стареть в возрасте 25 лет (примерно) но он выглядит на все сорок. Его манеры заставляют задуматься о том, из какого столетия он сбежал? В силу специфики происхождения, нам приходится менять место жительства каждые двадцать тридцать лет. В больших городах конечно проще, достаточно переехать в другой район и сменить рабочее место. Но вот в провинции, надолго не засидишься, могут и заметить задержавшуюся моложавость.
Вот сижу я тут, в укромном уголке, слушаю монотонный голос господина Шварца, и не замечаю, как начинаю кунять. Видать не стоит засиживаться до поздней ночи, вот веки тяжелые, ручки свинцовые, и монолог преподавателя срабатывает как колыбельная.
- Оля! Оля, ты тут? – раздался тревожный женский голос в коридоре.
- Блин, ну это последнее место, где она может быть.
Я от неожиданных возгласов над ухом немного пошатнулась и с грохотом свалилась на пол, а сверху посыпались швабры и веники, зазвенело пустое ведро.
- Вааа! Что случилось? – я судорожно оглядывалась по сторонам.
Дверь кладовки, в которой я пряталась, скрипнула, и внутрь заглянули две фигуры.
- Ну, наконец-то!!!! - с дрожащим голосом зашептала Ксюша.
- Где я? - по ходу дела я потерялась в пространстве, мотала головой и чуть не начала икать.
Валенсия Пинкертон откопала меня из-под завала уборочного инвентаря, помогла встать, и тревожно кивая головой повторяла: «Ой, господи! Как же ты так?». Она была девушкой в теле, и часто напоминала мне тетушку из булочной, в которой мы иногда закупали выпечку на выходных.
- В подсобке... вставай!!! Ангелина Вениаминовна сказала, что ты в школе и велела тебя привести, в конце концов, прогуливать целый день без уважительной причины это уже перебор!
Ксюша причитала как старая ворчливая бабка. А Валенсия все так же повторяла свою коронную фразу, отряхивая мою форму.
- А... Ну да... Блин! - я потерла ушибленное причинное место, и скрепя швабрами все же поднялась. Мой, недавно приведенный в порядок, внешний вид вновь пострадал. Но благо колготки уже давно покоятся с миром в мусорном ведре, иначе я бы их опять порвала. Но не будем о грустном. Мы втроем все же отправились в класс, нас встретили тишиной. Ангелина стояла у своего стола с солдатской выправкой, и по-видимому, наказала всех за мое опоздание - стояли и они.
- Уважаемая Хельга, я, конечно, понимаю, что разрешила не мешать господину Шварцу с его уроком вашим опозданием, но опаздывать на мой урок я разрешения не давала!
Я потупила взор все еще спящих очей в пол, в очередной раз, и проблеяла коронную фразу:
- Простите, я немного задремала.
- Чего и следовало ожидать! Садитесь!
Занятия прошли в привычном темпе: скучно, грустно и однообразно. Хотя Витёк, по-прежнему, каждые пять минут признается в любви Ксюне, и не упускает возможности всячески ей это продемонстрировать. Валенсия – девочка покладистая, но какая-то неуверенная в себе. Ее коронная фраза: «Ой, господи! Как же так?» за один лишь урок звучит раз пятьдесят. Вы себе представляете это? Когда я впервые наблюдала этот «божий одуванчик» со смешной загогулинкой на голове, я, почему-то вспоминала о булочках.