Полиция была бы не против арестовать и депортировать этих людей, но почти у всех чернокожих имеются жены-японки. Иногда браки фиктивные, продлеваемые каждый год за определенную сумму наличных. Однако они дают мужьям право жить и свободно работать в Японии на любом поприще, какое они себе изберут. И тут полиция ничего поделать не может.
Вторую заметную группу местных обитателей обожает большинство мужчин, проводящих ночи в Роппонги, – это девушки Роппонги, те самые японки, которым нравятся иностранцы. Периодически их откровенные наряды и раскрепощенность вызывают осуждение японской прессы; их внешний вид меняется с каждой новой волной уличной токийской моды. В начале 1990-х танцевальный клуб «Джулианаз Токио», который давно уже закрылся, породил новый стиль, известный под названием «боди-кон»: тесная, практически ничего не скрывающая и подчеркивающая все изгибы тела одежда, которая встречалась на самых известных танцполах. К тому времени, когда в Токио приехали Люси и Луиза, «боди-кон» уступил место радикальному образу «гангуро»: ярко-оранжевый искусственный загар, пепельные волосы, белые тени и губная помада. По четвергам, пятницам и субботам такие девушки, похожие на галлюцинацию или пугало ярких люминесцентных цветов, парами разгуливали по Роппонги, покачиваясь в сапогах на платформе высотой с ходули. Они приезжали из пригородов и дальних префектур, проводя вечер, а потом и всю ночь в клубах и барах «Мотаун», «Гэспаник» и «Лексингтон-Куин». На рассвете по пятницам, субботам и воскресеньям чуть менее плотный поток гангуро, которым не повезло, печально возвращался домой в провинцию на первом пригородном поезде.
И наконец, среди уличных масс Роппонги выделялась третья группа: молодые девушки европейской внешности, которые работали танцовщицами, стриптизершами и хостес. Они появлялись на улицах к середине вечера, одетые в джинсы и футболки, с блестящими после душевой в фитнес-центре волосами. Прежде чем зайти в свой клуб или бар, чтобы переодеться и накраситься, они заправлялись в «Макдоналдсе», «Кей Эф Си» или суши-ресторане на углу. От туристок они отличались целенаправленностью движения, и, несмотря на самое разнообразное происхождение – а приезжали они из Австралии, Новой Зеландии, Франции, Британии, Украины, – у них было что-то общее, не считая молодости и красоты: трудноуловимое выражение рта или манера держаться, выражающие презрение, раздражение и даже неприязнь. В отличие от дружелюбных японок Роппонги, европейки казались неприступными. Их ряды и пополнили Люси и Луиза.
У Луизы действительно была японская тетя, жена младшего брата ее матери. Но Масако жила в Южном Лондоне, а не в Токио. Рассказы о том, что она приютит девушек в Японии, были выдумкой, чтобы успокоить Джейн Блэкман. У сестры Луизы, Эммы, все еще оставались друзья в Токио, и через одну из ее подруг, шотландку по имени Кристабель, девушки забронировали ту самую комнату в Сасаки-хаус. Путешествие на поезде из аэропорта оказалось трудным и утомительным, приходилось постоянно делать пересадки и идти по крутым лестницам. Тяжелые чемоданы оттягивали руку, высокие каблуки превращали ходьбу в мучение, и девушки раскраснелись и взмокли от пота, когда вытаскивали свои вещи из ужасающе дорогого такси, которое довезло их до конечной остановки – их нового дома.
Подруги думали, что поселятся в обычном хостеле с чистым хрустящим бельем и услужливой девушкой-администратором. Вместо этого их ждало жилье особой японской категории, известной как «дом гайдзинов»: гостевой дом с отдельными комнатами, которые снимали приезжающие ненадолго в Токио бюджетные визитеры – учителя английского, уличные продавцы и те, кто работал по ночам. Снаружи под окнами теснились велосипеды и горшки с засохшими цветами; в корзинке для кошки сидели огромные черные вороны, а над головой висели провода.
– Отвратительное место, – вспоминала Луиза. – Мы были просто в шоке. Мы заглянули в гостиную, там на диване неподвижно сидели два человека. А в комнате мы нашли Кристу, которая делала себе прическу. Она намазывала волосы толстым слоем липкого масла, похожего на жир. Все постояльцы курили марихуану, и в комнате ужасно воняло. Сквозь дым почти ничего не было видно.
Занавески на окне крошечной комнатки отсутствовали, и Люси и Луизе пришлось завесить его саронгами, чтобы спрятаться от утреннего солнца. Впрочем, не сказать, что там было так уж светло; единственное, что виднелось из окна, – бетонная стена соседнего дома. На дешевых матрасах не было простыней, зеркало треснуло, а напольный унитаз в ванной просто не поддавался описанию. На превращение «помойки» в пригодное для жизни место с помощью постеров, открыток, свечей, занавесок, ушла вся первая неделя жизни девушек в Токио. В более убогом месте им еще не приходилось жить.