Чем выше, тем светлее; и с каждой ступенью он все больше припоминает о себе — словно заново строит себя из обломков. Вновь проживает собственную жизнь.
Он вспоминает свою невеселую юность: одиночество, постоянные ссоры с односельчанами, презрение к ним, желание ни в чем не походить на это тупое трусливое быдло — и твердую, хоть и ни на чем не основанную уверенность, что он себя еще покажет, что его ждет какая-то необыкновенная судьба.
Вспоминает, как однажды ураган занес к нему в огород семена растения, обладающего удивительной жизненной силой. Как, изготовив из высушенных стеблей и листьев сорняка живительный порошок, он научился давать жизнь неживому. Окружил себя собственными созданиями, которые видели в нем своего творца и готовы были выполнить любой его приказ. И отправился по Дороге из Желтого Кирпича завоевывать мир.
Потом — победа, недолгое возвышение и падение. Он хорошо помнит осаду Изумрудного города; но триумф и коронация уже подернулись какой-то мутной пленкой, словно все это было не с ним. Зато живы и остры другие воспоминания: бегство… плен… вот он валяется на земле, пойманный, словно зверь в капкан, обессиленный и жалкий, а Великан-на-деревянной-ноге, возвышаясь над ним, как гора, ухмыляется со снисходительным презрением победителя к побежденному…
А дальше? Он был готов к многолетнему тюремному заключению, к рудникам, даже к смерти; но его просто отпускают на все четыре стороны, со слащавыми улыбочками говоря: мол, «лучшее наказание для этого человека — оставить его наедине с самим собой». Быть может, там, в Мире-за-Горами, так понимают милосердие — но для него такое «милосердие» стало хуже самой лютой казни. Он вспоминает, как брел по Желтой Дороге, глядя в землю, под перекрестным огнем злорадных и презрительных взглядов… Неудачник. Жалкий неудачник. Даже покончить с собой не смог — не хватило духу; через Тигровый Лес пробирался стороной, вздрагивая от каждого шороха и проклиная себя за трусость…
Но, может быть, это не трусость? Да, он хотел жить — вопреки всему. И сдаваться не собирался. Как тот сорняк, что не сдавался даже на раскаленной сковороде.
Семь долгих лет прошло, прежде чем судьба дала ему еще один шанс. На этот раз он был умнее. Тщательно все продумал, разработал многоходовую комбинацию. И все получилось! Пусть детали пока ускользают из памяти — он точно помнит, что на этот раз вышел победителем!
Солнца по-прежнему не видно, но впереди разгорается странное зарево — словно само небо чествует триумфатора. Он поднимается все выше, купаясь в негреющем белом сиянии, вновь переживая то, как превратил свое поражение в победу.
Сбылись все мечты: Волшебная страна в его власти, старые враги повержены и заточены в подземелье. Люди не просто прославляют Урфина Джюса — поклоняются ему, как живому Богу на земле. Чего еще желать?
Почему же этого мало? Почему он скучает и томится на своем Изумрудном троне — что за нетерпеливый голод подстегивает его, требуя все новых завоеваний и побед?
Он уже почти бежит: чудится, что там, наверху, его ожидает исполнение всех желаний. Там, наверху, раскинулось что-то вроде моста, соединяющего пустоту с пустотой; от него и исходит свет. На мосту - стройная девушка в белом платье; она ждет его.
Кто она? Если он король Волшебной страны - быть может, это его королева?
В той, прежней жизни он был закоренелым одиночкой, не мог даже вообразить кого-то рядом с собой; но в Мире Вверху, шатком и продуваемом всеми ветрами, эта мысль кажется не такой уж нелепой. В конце концов, разве он не достоин самого лучшего, что можно взять от жизни? Например, прекрасной женщины… Пусть он не видит ее лица, но точно знает, что она прекрасна.
И она — одна из тех немногих, кто его понимает. Восхищается им. С ней можно быть откровенным. У них много общего: она тоже непохожа на других, так же презирает людей и предпочитает одиночество, так же готова на все ради исполнения своих желаний, страстных и неотступных. Соединив свои силы, они станут непобедимы!
Вот он уже на мосту… вот она протягивает ему руку — но почему-то отворачивается, прячет лицо за завесой золотисто-рыжих волос… Кто же она? Он вспомнил уже почти все — только ее не помнит.
Нежная рука девушки тонет в его руке… и в этот миг она поднимает голову, и он видит ее лицо.
Глаза ее — два кратера, полные бурлящей жидкой грязи. Рот ее разъезжается в гротескной ухмылке, обнажающей острые зубы. Прекрасное лицо трескается, распахивается, словно двустворчатый шкаф, а за ним — что-то бескостное, слизистое и черное.
И он вспоминает все.
Так вот зачем он долгие годы ждал удачи! Вот ради чего строил и воплощал в жизнь изощренные планы, работал на износ и сражался, хитрил и интриговал, рисковал собой и подставлял под удар других. Вот для чего с таким отчаянным упорством стремился к своей цели.
Чтобы на вожделенной вершине, холодной, пустой и залитой безжизненным светом — встретить ее.
Пожирательницу Душ.
========== Глава 6: Огонь внутри ==========
Пора! Дольше ждать нельзя!
Топотун заставил себя встать и тяжелой рысью направился к мосту.
С ущельем творилось что-то странное: над ним клубился туман, трудно было разглядеть, что там происходит. Медведь понимал, что еще немного — и, может быть, вообще не сможет попасть на мост.
Он набирал скорость, отчаянно пытаясь не думать о том, что ему предстоит сделать. Помнить только о том, что этого хотел повелитель. Это приказ. Ослушаться нельзя.
И Топотун это сделает… а потом, наверное, просто рухнет в пропасть и останется лежать там, в ручье, безжизненной грудой мокрых опилок и шерсти. Быть может, когда опилки сгниют, сознание милосердно его покинет.
Вот он уже на мосту… вот и хозяин — бессильно распростерт на бревнах, глаза его закатились, из уголка рта сочится струйка крови… и в этот миг медведь понял, что не сможет. Что хотите с ним делайте, называйте его трусом, предателем — просто не сможет!
Он поступит по-другому.
Не сбавляя скорости, огромный зверь одним прыжком перемахнул через бесчувственное тело своего повелителя — и на полном скаку врезался в его противницу!
Он ожидал падающего тела, может быть, хруста костей — но вместо этого произошло что-то странное.
Необычная природа Топотуна уберегла его от тех эффектов, что испытало бы на себе любое живое существо, попытавшись сбить Келемринду с ног. Он не ощутил ни леденящего холода, ни боли, его не парализовало. Просто… воздух вокруг него словно превратился в вязкое желе. Очень медленно — или так ему показалось — медведь рухнул на бревна. Каким-то чудом приземлился на все четыре лапы на самом краю моста — едва не полетел вниз, но удержал равновесие. Развернулся, пытаясь понять, куда делась колдунья. И в этот миг…
- Топотун! Ко мне!
Голос, который он узнал бы из тысячи.
Не помня себя от радости, Топотун бросился назад.
- Повелитель… прости, я не смог… я поторопился, да?!
Его хозяин медленно сел; затем, опираясь на Топотуна, поднялся на ноги. Выглядел он жутко — как будто за эти несколько минут постарел на десять лет; и все же это был его повелитель — живой и, как видно, даже не разучившийся говорить.
- Ты все… правильно сделал… - с трудом ворочая языком, ответил Урфин. Он едва стоял на ногах, перед глазами все плыло — но, как ни удивительно, был жив. В здравом уме и твердой памяти. И снова в своем мире.
Раздался оглушительный вопль. В нем не было ничего человеческого — так ревет разъяренный хищник, у которого из пасти выхватили добычу.
В нескольких шагах от человека и медведя туман сгустился, постепенно принимая очертания женской фигуры. Пронзительный вопль резко умолк.
- Это еще что такое? - свистящим полушепотом проговорила Келемринда.
Мысленная связь между ними не прервалась; Урфин по-прежнему видел ее глазами. Она еще не вполне вернулась оттуда — для нее все окружающее было серым и тусклым. Его самого она видела, как алое пятно с колеблющимися краями, Топотуна — как размытую тень.
- Глупо, - отрезала она. - Очень глупо. Выиграл пару минут, продлил свои мучения — и что дальше? Я же говорила: человеческим оружием меня не убить. Никаким — и живым оружием тоже!