- И еще. У вас в подчинении есть горничная — как бишь ее… Гэлли, Гэнни… золотушная такая, вечно с глазами на мокром месте…
Лайвен понимающе кивнул.
- Ее — ко мне.
- Э-э… сейчас? В такой поздний час?
- Да, именно сейчас. - И король Изумрудного города так зыркнул на Лайвена из-под косматых бровей, что, если у придворного и мелькнули какие-то непозволительные мыслишки, он предпочел оставить их при себе.
Оставшись наконец в одиночестве, Урфин Джюс прикрыл глаза и откинулся на спинку шаткого резного стула (завтра же распорядится поставить в кабинет нормальную мебель, массивную и прочную! И, кстати, откуда опять дует?) Происшествие с горничной было… гм… деликатным и из ряду вон выходящим — так что, прежде чем отдавать преступницу на расправу деревянным полицейским, принципиально не умеющим держать язык за зубами, диктатор решил допросить ее сам.
Что за безумный день выдался сегодня!
День не задался с самого утра — когда бьющее в глаза солнце и осторожный стук в дверь спальни вырвали правителя Волшебной страны из яркого и на редкость неприятного сна. Во сне он поехал в Фиолетовую страну, наткнулся там на какое-то древнее чудище, оно заманило его в ловушку, пыталось сожрать… Словом, жуть несусветная. И все так натурально, прямо перед глазами стоит. Рассказать какому-нибудь сочинителю — пожалуй, сделает из этого целый роман!
Еще под впечатлением от ночного кошмара, Урфин вполуха слушал и премьер-министра Билана, размахивающего толстой зеленой папкой с золотыми тесемками, и начальника полиции Вереса, объясняющего, что вчерашние бунтовщики обезврежены, однако с главным из них возникла какая-то закавыка, полицейские не понимают, что с ним делать, и остро нуждаются в твердой руке и могучем уме своего повелителя.
- Месяц назад, если помните, - говорил на ходу Руф Билан, торопливо семеня своими коротенькими ножками, чтобы поспеть за широким шагом короля, - ваше величество дали кабинету министров поручение разработать предложения по государственному строительству на ближайшие пять лет. Так вот: я все свои скромные силы положил на выполнение желания вашего величества, можно сказать, ночами не спал… и наконец он готов! - торжественно заключил он.
- Кто готов?
- «План Джюса — победа Волшебной страны»! - продекламировал Билан и замер, возможно, ожидая аплодисментов. Но аплодисментов не последовало, и он пояснил: - Это заглавие. Ну как?
- Хм, звучно. Только я не понял, кого мы побеждаем.
- Врагов, внешних и внутренних! Впрочем, название можно и подредактировать, - пропыхтел Билан. - Название — это не главное. Главное — суть! Я разработал комплекс мер, которые позволят за какой-нибудь год с небольшим сделать нашу великую страну по-настоящему великой! И в памяти потомков король Урфин Первый навсегда останется как…
Тем временем начальник полиции висел у короля на другом ухе: скрипучим, как у всех деревянных людей, голосом он излагал обстоятельства вчерашних беспорядков на Торговой площади.
Накануне вечером, после закрытия торговых рядов, в центре Изумрудного города произошло крамольное скопление народа. Собрались без оружия — это хорошо; но числом под тысячу человек — это очень плохо. Известный смутьян Бер Лант, сын преуспевающего торговца тканями, парень бойкий, наглый и, к сожалению, небесталанный, взобрался на импровизированную трибуну, выстроенную из ящиков с овощами, и произнес перед толпой зажигательную речь.
- Воинственные прыгуны, - говорил он, - вторглись в наш прекрасный город и пытаются превратить его в свою племенную вотчину! Эти грязные дикари, еще совсем недавно ютившиеся в лачугах и не знавшие огня, теперь вламываются в наши дома, выбрасывают нас на улицу, отнимают у нас все ценное — даже подушки и одеяла. А в свободное от грабежей время, упившись нух-нуха, шатаются по улицам, горланят свои дикие песни, задирают наших парней и пристают к нашим девушкам! И все это — за наши налоги! Сколько можно с этим мириться?! Давайте скажем вместе: “Хватит кормить марранов!”
- Хватит кормить марранов!! - дружно подхватила толпа.
Бер Лант подождал, пока крики начнут стихать, затем поднял руку, призывая к тишине.
- Но будем говорить прямо, - продолжал он звучным, хорошо поставленным голосом. - На самом деле в бедах, обрушившихся на нашу страну, повинны вовсе не марраны. Эти грубые, невежественные люди — лишь послушные орудия в руках истинного зла! Всем вам известно, сограждане, какие у нас теперь воцарились порядки. Мы не можем свободно говорить то, что думаем: если я назову вам имя того, кто действительно во всем виноват, а вы со мной согласитесь — и меня, и вас тут же бросят в подземелье. Но нам нет нужды произносить его имя вслух: ведь все мы и так его знаем. Да, все мы прекрасно знаем, кто этот негодяй — это живое проклятие Волшебной страны, это ходячее бедствие, этот… да что там, сограждане — будем проще: этот окаянный сукин сын!
Толпа ответила смехом и одобрительными возгласами. Смех стал еще громче, когда, на случай, если среди слушателей найдутся тугодумы, Бер Лант сопроводил свои крамольные слова не менее крамольным жестом: двумя движениями рук изобразил на своем лице сросшиеся брови и внушительный нос.
- Доколе же мы будем все это терпеть? - вопросил он. - Не пора ли показать, кто настоящие хозяева славного Изумрудного города? Давайте скажем громко: “Мы здесь власть!” Громче! Я вас не слышу!! МЫ ЗДЕСЬ ВЛАСТЬ!!!
В этот-то волнующий момент появилась стража и наглядно продемонстрировала, кто здесь власть, разогнав толпу, а Ланта схватив и потащив в кутузку.
Теперь мятежник, обвиняемый в оскорблении величества, стоял перед деревянным Реллемом, следователем и судьей в одном лице, и нагло ухмылялся ему в лицо. Следствие зашло в тупик.
- В третий раз спрашиваю вас, обвиняемый, кого вы имели в виду под «живым проклятием», «ходячим бедствием» и «окаянным сукиным сыном»? - спрашивал Реллем.
- А я в третий раз отказываюсь отвечать, - дерзко ответствовал Лант. - Раз уж этот вопрос так волнует Изумрудную Корону — проведите расследование, опросите экспертов и сами установите, кто у нас в стране главное бедствие, всеобщее проклятие и… - тут он повернулся к королю и, одарив его сияющей улыбкой, добавил: - …и в особенности окаянный сукин сын!
Возможно, он надеялся, что, услышав такую дерзость, Урфин Джюс выйдет из себя и потеряет лицо. Но король слушал бунтовщика на удивление спокойно.
«Где-то я его видел, - думал он. - Нет, рожа незнакомая. Но эта сладкая улыбочка, медоточивый голос, ехидство… было ведь что-то очень похожее, и совсем недавно…»
Он вгляделся пристальнее — и на мгновение у него закружилась голова, и показалось, что черты лица Бера Ланта расплываются и теряют форму; расплывается и зеленый камзол бунтовщика, и сводчатая каменная стена за его спиной, и за ними проступает что-то совсем иное… но в этот миг слева от него кашлянул Билан, а справа выразительно заскрипел деревянными суставами Верес.
Подданные ждут решения своего повелителя. Что ж, будет им решение.
- Изумрудную Корону, - веско начал Джюс, - совершенно не волнует, кто из ее подданных кого сукиным сыном обозвал. Тоже мне, вопрос государственной важности! Тем более, что в нашей благословенной столице такого названия заслуживает каждый второй, а в некоторых кварталах и каждый первый… Вот мое решение: обвиняемого Бера Ланта признать… - тут он остановился, припоминая точную формулировку, услышанную на днях от Гуамоко… - …признать виновным в том, что своими речами он разжигал в добрых гражданах Изумрудного города ненависть и вражду к братскому марранскому народу! И приговорить к заточению в подземелье на срок, который Корона определит позже.
Бунтовщик, не ожидавший такого поворота событий, несколько секунд стоял молча с открытым ртом, а затем усугубил свою вину, совершив уже вполне недвусмысленное оскорбление величества. И, пока двое стражников тащили его вниз по лестнице, оскорбил величество еще раза два или три.
- Запомнили? - обратился Урфин к полицейским. - Разжигание ненависти и вражды между народами. Очень удобная штука. Вот так дальше и действуйте. - И повернулся к Билану: - А вы скажите смотрителю торговых рядов, пусть заглянет в лавку к Ланту-старшему, проверит, как он соблюдает Торговый Устав.