…огромные, черные, бездонные…
Но в этот миг, набрав воздуху в грудь, Гэлли выпалила:
- Потому что я люблю вас, ваше величество! Безумно! Всем сердцем и душой! И хочу быть с вами! Всегда! Ну, или… или сколько захотите!
Вслед за этим наступило долгое молчание.
Подобное признание из уст трепетной юной девы чаще всего оказывается для ее «предмета» полной неожиданностью. И, как правило, «предмет» реагирует не слишком грациозно. Особенно если до того не был избалован женским вниманием, да и вообще от природы не отличается куртуазностью характера. По крайней мере, первые несколько секунд он таращит на нее глаза и пытается подобрать отвисшую челюсть, и выглядит при этом довольно глупо.
Урфин Джюс не стал исключением.
- Ясно, - сказала Гэлли, глядя на него скорбно и с некоторым осуждением. - Вы тоже не понимаете, как можно вас любить. Ну да. Никто не способен меня понять! Весь дворец только и знает, что потешаться надо мной…
- К-как «весь дворец»? - дрогнувшим голосом переспросил диктатор.
- Они все знают, что я вас люблю безответно, - уточнила Гэлли, видимо, предположив, что он беспокоится о своей репутации. - Понимаете, когда тебя переполняет любовь, иногда очень нужно с кем-то об этом поговорить. А они все считают, что я просто дура и романов начиталась. Тетушка Флита — та вообще… ну, что вы кровавый тиран и так далее, это пустяки, так все говорят — но она вас так ругает, что и повторить нельзя!
- Да нет, отчего же, ты повтори…
- Она заблуждается, - отрезала Гэлли. - Никто из них не понимает масштаба вашей личности! Но я всегда знала, что под вашей неприглядной внешней оболочкой скрывается необыкновенный человек!
Урфин, до сей минуты полагавший, что под его неприглядной внешней оболочкой скрываются еще более неприглядные кишки и прочая требуха, снова утратил дар речи. И очень не вовремя. Потому что девица, видимо, считая, что самое страшное уже произошло и бояться больше нечего, решила поделиться всем, что у нее накипело. Восторженно глядя куда-то в стену за его правым ухом, она продолжала свои откровения:
- Вы просто ужасно одиноки и несчастны! Живя среди обывателей и мещан, вы не встречали понимания, исстрадались, озлобились — и теперь мстите за это всему человечеству. Но если бы нашлась чуткая и понимающая женщина, способная исцелить вашу больную душу и вернуть вас на путь добра! Ведь на самом деле вы способны и к любви, и к великодушию, и даже к самопожертвованию… в глубине души… очень глубоко… - закончила она упавшим голосом, вглядевшись ему в лицо.
Снова томительная, зловещая пауза.
- А знаешь, - сказал вдруг Урфин, - ты в чем-то права. Будь на моем месте действительно злой человек, кровавый тиран какой-нибудь — засадил бы тебя в подземелье на всю оставшуюся жизнь. Или просто на месте пришиб. А я вот добрый… слишком. Собирай манатки — и чтобы завтра к полудню тебя здесь не было.
- Во дворце? - пискнула влюбленная.
- В городе! - рявкнул он страшным голосом.
Девица всхлипнула в последний раз и исчезла за дверью.
Оставшись в одиночестве, Урфин некоторое время переваривал все услышанное. Затем сказал вслух, обращаясь, видимо, к мирозданию в целом:
- Ну и как тут не быть кровожадным тираном? С таким народом, а? Вот как?!
Черт знает что, думал он. Вроде хочешь, чтобы они тебя любили — а когда действительно начинают любить, понимаешь: нет, пусть уж лучше, как было!
И все же ему было неловко. Может, следовало проявить внимание, как-то самому заметить чувства бедной девушки, и… и выгнать ее гораздо раньше?
Что ж — на этом, хотелось бы надеяться, безумный день все-таки закончен. Пора и на покой.
Навстречу новым кошмарам…
Что за ерунда! Неужто он, как ребенок, из-за какого-то полузабытого дурного сна боится снова лечь в постель? Нет, конечно, дело совсем не в этом. Просто… у него осталось что-то незаконченное. Точно. Что-то еще он должен был сделать сегодня — и забыл, надо только вспомнить…
Урфин оглянулся вокруг себя — и взгляд его упал на пухлую зеленую папку с золотыми тесемками. Ах да! «План Джюса — победа Волшебной страны»: он обещал Билану, что посмотрит его вечером — но так и не посмотрел.
Только… странно, кажется, пять минут назад этой папки на столе не было. Или?.. Да нет, что за глупости лезут в голову. Конечно, была.
Урфин пододвинул ближе трехсвечный канделябр, раскрыл папку и принялся просматривать листы, исписанные мелким каллиграфическим почерком.
На первой же странице достал перо и чернильницу, попытался править — но скоро оставил это бесполезное занятие, вместо этого начал жирно подчеркивать и перечеркивать фразы и целые абзацы, оставляя на полях: «Что за чушь!», «Ерунда!», «Не сработает» - и другие, не менее критические замечания.
Придумывать звучные названия Руф Билан умел; но более существенными талантами природа его явно обделила. Его, с позволения сказать, «план» никуда не годился — это понял бы даже деревенский мужик; что уж говорить о человеке с каким-никаким опытом управления государством. Не план, а какой-то бессвязный набор грандиозных до нелепости мечтаний: причем Билан почти не утруждал себя объяснениями, каким путем достичь поставленных целей и какие нежелательные последствия могут при этом произойти. Мало того: из его сумбурного изложения оставалось непонятным главное - кому и зачем все это нужно.
Нет, так не пойдет. План своих будущих великих деяний Урфин Джюс составит сам.
Урфин достал из нижнего ящика бюро стопку бумаги — и задумался, глядя в стену и покусывая перо.
За окном стихает городской шум: Изумрудный город отходит ко сну. Пятнадцать тысяч (или около того) купцов и ремесленников, подсчитав дневную выручку, плотно поужинав, всласть поворчав на жен и детей, быть может, обругав между делом «проклятого тирана», заползают сейчас под свои пуховые одеяла, сыто рыгают, почесываются — и засыпают, чтобы, проснувшись наутро, провести следующий день точно так же, как предыдущий… Хорошо, он подчинил их себе. И что дальше с ними делать? Как править людьми, на которых тебе даже смотреть противно?
Урфин встал из-за стола, прошелся по кабинету, остановился у окна, устремив взгляд на неожиданно крупные и яркие звезды. В уме его брезжила какая-то смутная мысль, с каждой секундой принимавшая все более ясные очертания. В первый миг это казалось безумным, невозможным — но… почему бы, собственно, и нет? И чем такой план хуже любого другого?
Конечно, это займет не один год — и даже не десять лет. Потребует великого множества трудов и расходов. Но это вполне в человеческих силах. И, если удастся… о, тогда он превзойдет самого Великого Гудвина! Гудвин всего-навсего построил Изумрудный город - а он, Урфин Джюс, создаст новый народ! Без божественной мощи, даже без волшебства - сотворит новых людей, по своему образу и подобию. Не деревянных, а из плоти и крови.
С каждым мгновением этот дерзкий замысел становится все отчетливее, обрастает логикой и подробностями. Урфин садится за стол и начинает писать — наскоро, не заботясь ни о слоге, ни о пунктуации: секретарь потом поправит. Главное — ничего не упустить.
Итак: сейчас его власти подчинены четыре несходных друг с другом народа. Каждый — на своей территории. Между четырьмя Странами формально упразднены границы, все они платят налоги в королевскую казну; но в остальном каждый народ живет так же, как жил до этого десятки и сотни лет. Горожане зарабатывают деньги и считают деньги, крестьяне корпят над своими огородами и коснеют в невежестве. Мигуны мигают, жевуны жуют. Мигуны, пожалуй, получше прочих — но только в Фиолетовом городе; деревенские у них дикари хуже марранов, на окраинах до сих пор ведьм жгут…
Каких ведьм? Кто в Фиолетовой стране жжет ведьм, откуда это?.. Ладно, неважно.
Для начала — отменить деление на Страны, заменить его делением на провинции: меньше по размеру, чтобы легче было ими управлять, и не совпадающие с границами Стран. В наместники присылать проверенных людей из центра. И регулярно менять их местами, чтобы не засиживались и не обрастали связями. Эти же наместники пусть назначают городских мэров и деревенских старост: староста, не выбранный односельчанами, а получивший власть из рук начальства, будет делать все, что ему говорят, и не рыпаться.