Воскресенье
Будильник зазвенел без двадцати девять. Как всегда, пять-десять минут уходит на то, чтобы уговорить ее подняться. Она надела халат и шлепанцы, которые накануне вечером я просила ее оставить на стуле. Потом она закрыла окно, взяла мыло, щеточку для ногтей, зубную щетку, банное полотенце, тетрадь, флакон антисептика, ключ от комнаты и часы. Без десяти девять она вышла из комнаты, закрыла ее на замок, прошла в ванную и аккуратно повернула защелку. Вымыла ванну, продезинфицировала, открыла воду, наполнила ванну. Как хорошо, подумалось мне, что шум воды заглушает все звуки в доме. Какая радость – производить звуки, которые приходится слушать людям снаружи, и при этом ничего не слышать. И тогда я подумала, что теперь это моя ванная. Это моя территория: я могу заходить и выходить отсюда, когда мне заблагорассудится. Это единственное место, где я в безопасности.
Она поставила часы на пол, рядом положила тетрадь, легла в теплую воду. Я велела ей расслабиться.
Ровно в девять я услышала в коридоре его хромую поступь; она улыбнулась. Шаги замерли у двери, потоптались, затем начали ходить туда-сюда. Часы тикали. Я сказала, чтобы она поплескалась. Через двадцать минут шаги туда-сюда за дверью нетерпеливо заплясали. Потом он постучал. Я велела не отвечать, и она зажала рукой рот, чтобы не захохотать в голос.
Сначала он стучал, потом заколотил в дверь кулаками.
– Пустите меня! – умоляюще закричал он. В голосе отчаяние. И я представила его тощие ноги в полосатых пижамных штанах, его халат, малиновые тапки.
В полдесятого стук прекратился. Старик сдавленно что-то выкрикнул, смесь ярости и бессилия, и шаги тут же захромали прочь. Быстро, почти бегом. Она улыбнулась, поплескала себе воду на живот. Она держит фигуру в замечательной форме.
Шаги хромали два или три пролета, затем послышался стук и грохот, громкий вопль боли, который потом затих. Я слышала, как внизу начали открываться двери.
Она хотела было выбраться из ванной, но я велела ей оставаться на месте. И она лежала, разглядывая розовые пальчики на ногах, они будто плыли, а я вслушивалась. Я знала, что ванная закрыта надежно.
Пока что я выиграла эту войну.
Бетти
Когда мне было семь, мы снова переехали – в маленький деревянный коттедж на берегу реки Сент-Мари: дальше, вниз по течению, располагался город Су-Сент-Мари. Мы сняли коттедж только на лето: пусть временный, но это был наш дом, а другого не имелось. Дом тесный, сумрачный, пропахший мышами, заваленный пожитками, что перекочевали с нами из предыдущего дома. Мы с сестрой предпочитали играть на улице.
Вдоль песчаного пляжа аккуратные, точно коробки из-под обуви, располагались домики с контрастной отделкой: зеленый на белом, желтый на коричневом, бордовый на голубом, голубом, как яйцо малиновки. Сразу за домиками – весьма негигиенично – стояли выкрашенные в тон уборные.
Из-за сильного течения купаться нам запрещали. Ходили страшилки о детях, которых унесло потоком – до самых водоскатов и шлюзов, где мигал красными огоньками сталелитейный завод «Алгома» возле каналов: пасмурными вечерами мы наблюдали эти огоньки из окна нашей спальни – тусклое, красное мерцание на фоне облаков. И все же нам разрешали заходить в реку, но только по колено. Мы с сестрой стояли в воде в наших пляжных костюмчиках, водоросли обвивали наши лодыжки, а мы махали проплывающим мимо грузовым судам: они были так близко, что мы различали и флажки, и чаек над кормой, и даже овалы лиц и руки моряков, машущих нам в ответ. Потом набегала волна, захлестывая нас по пояс, а мы визжали от восторга.
Иногда, когда мы так кричали, наша мама думала, что мы тонем: она, как правило, была с нами на берегу, читала книжку или болтала и не очень-то за нами присматривала. Иногда мама говорила: «Я же велела заходить только по колено», – а моя сестра объясняла, что это корабль нагнал волны. Тогда по моему лицу мама проверяла, правда это или нет. В отличие от сестры, я была неуклюжей врушкой.
А грузовые суда – такие огромные, неповоротливые: клюза обветрены ржавчиной, а из больших труб пыхал серый дым. Всякий раз, когда корабли приближались к шлюзам и гудели ревуны, в нашем домике дрожали окна. Для нас те корабли приплывали из сказки. Иногда оттуда сбрасывали всякие предметы, или они сами падали в воду: мы бежали вдоль берега и смотрели, как качаются на воде подарки с корабля, стараясь их выловить. Мы заходили в воду и вытаскивали наши трофеи. Как правило, нам доставались сокровища в виде пустых картонных коробок или дырявых канистр, из которых вытекали темные масляные струйки. Несколько раз мы вылавливали ящики из-под апельсинов, и они превращались в буфеты и стульчики для наших понарошных домов.