Мак-Комас (негодование выводит его из состояния летаргии). Ну нет! Мои дети умеют себя вести.
Филип. Нет, Уильям. Этот человек чуть было не сделался моим отцом: он ухаживал за моей матерью, но был отвергнут.
Мак-Комас (вне себя). Ну, знаете…|
Филип. Тсс! И потому он всего-навсего наш поверенный. Вы не слыхали о некоем Крэмптоне, обитателе этого городка?
Официант. Косой Крэмптон, сэр, из Кривой бутылки, сэр,— он, сэр?
Филип. Я не знаю. Финч, он содержит пивную?
Мак-Комас (встает, скандализованный). Нет, нет и нет! Ваш отец, сэр, известный судостроитель, крупная фигура в этих краях.
Официант (с уважением). Ах, простите, сэр, простите! Вы имеете в виду мистера Крэмптона? Ах ты господи!
Филип. Мистер Крэмптон завтракает с нами.
Официант (озабоченно). Да, сэр. (Дипломатично.) Он, верно, не всегда завтракает с семьей, сэр?
Филип (внушительно). Уильям! Он не подозревает, что мы и есть его семья. Последний раз мы с ним виделись восемнадцать лет назад, и он, разумеется, нас не узнает. (Для вящего эффекта прыжком садится на чугунный столик и глядит на официанта, поджав губы и болтая ногами.)
Долли. И мы хотим, чтобы вы ему об этом сказали.
Официант. Но надо полагать, мисс, что при виде вашей матушки он и сам догадается об этом.
Ноги Фила застывают в воздухе. Он с упоением смотрит на официанта.
Долли (пораженная его умом). А мне и в голову не пришло!
Филип. И мне! (Соскакивая со стола и обращаясь с укором к Мак-Комасу.) Да и вы хороши!
Долли. А еще адвокат!
Филип. Финч, ваша профессиональная бездарность ужасна. Уильям, ваша проницательность — укор нам всем!
Долли. Уильям, вы точь-в-точь как Шекспир.
Официант. Что вы, сэр! О чем тут говорить, мисс! Рад служить, сэр, очень рад. (Скромно ретируется к накрытому столу и ставит дополнительные приборы — один на тот конец стола, что ближе к лестнице на пляж, а другой на той его стороне, что дальше от парапета.)
Филип (порывисто хватая Мак-Комаса под руку, тащит его к отелю). Финч, идемте мыть руки.
Мак-Комас. Я обижен и оскорблен, мистер Клэндон…
Филип (перебивая). Ничего, вы к нам привыкнете. Идем, Долли!
Мак-Комас вырывается и шествует к отелю один. Филип следует за ним с невозмутимым спокойствием.
Долли (уже в дверях отеля, оборачивается). Смотрите в оба, Уильям. Готовится фейерверк!
Официант. Хорошо, мисс. Можете на меня положиться, мисс.
Долли проходит в отель.
Валентайн, с тросточкой в руках, поднимается по лестнице с пляжа; за ним с мрачным упорством шагает Крэмптон. От старческой ли зябкости или просто, чтобы как-то нейтрализовать впечатление, производимое его морской курткой, Крэмптон надел поверх нее легкое пальто. Он останавливается посреди террасы, возле стула, на котором сидел Мак-Комас, и с минуту стоит, опираясь на него.
Крэмптон. У меня прямо голова закружилась от этой лестницы. (Проводит рукой по лбу.) А все наркоз проклятый — никак не очухаюсь! (Садится на чугунный стул и, облокотившись о стол, подпирает голову руками. Впрочем, он скоро приходит в себя и начинает расстегивать пальто.)
Валентайн между тем вступает в беседу с официантом.
Валентайн. Официант!
Официант (выходя вперед и становясь между ними). Да, сэр?
Валентайн. Мы к миссис Ланфри Клэндон.
Официант (с радушной улыбкой). Да, сэр. Мы вас ждали, сэр. Вот ваш стол, сэр. Миссис Клэндон сейчас спустится, сэр. Барышня, что помоложе, и молодой джентльмен только что говорили о вашем знакомом, сэр.
Валентайн. Вот как?
Официант (с приятной певучестью в голосе). Да, сэр. Они чрезвычайно радостно настроены, сэр. Так сказать, на шутливый лад, сэр. (Проворно оборачиваясь к Крэмптону, который встал, чтобы снять пальто.) Прошу прощенья, сэр, позвольте! (Стаскивает с него пальто, которое оставляет у себя.) Благодарю вас, сэр!
Крэмптон снова садится, а официант продолжает прерванную мелодию.
А молодой джентльмен опять новую шутку придумал, он уверяет, будто бы вы — его отец, сэр.
Крэмптон. Что?!
Официант. Да это его излюбленная шутка, сэр. Вчера, к примеру, я был его отцом. Сегодня же, как только он узнал, что вы пожалуете к нам, он пытался уверить меня, что именно вы и есть его отец, — тот самый отец, которого он так давно разыскивает! Восемнадцать лет, говорит, не виделись.