Долли (на которую риторика не производит никакого впечатления). Смотри «Родители Двадцатого Века», глава «О свободе» с начала до конца.
Миссис Клэндон (ласковым жестом притрагиваясь к ее плечу; все, что исходит от Долли,— даже колкости, — она принимает с радостным умилением). Ах, Долли, дорогая! Если б ты только знала, как я счастлива, что ты в состоянии шутить над тем, что для меня было отнюдь не шуткой. (К Филу, уже решительным тоном.) Фил, я тебя никогда не расспрашиваю о твоих личных делах. Неужели ты намерен допрашивать меня о моих?
Филип. Справедливость требует отметить, что вопрос, который мы хотели тебе задать, столько же касается нас самих, сколько тебя.
Долли. Да и потом не хорошо ведь, когда человек закупорит в себе целую кучу вопросов, а они так и рвутся наружу. Вот ты, мама, не давала им воли, — зато смотри, с какой страшной силой они теперь полезли из меня.
Миссис Клэндон. Словом, я вижу, что вы от меня не отстанете. Так что же вы хотели спросить?
Долли и Филип (вместе). Кто… (И осекаются.)
Филип. Послушай, Долли, кто из нас поведет это дело, ты или я?
Долли. Ты.
Филип. Ну, так заткнись.
Долли буквально следует его совету и зажимает рот рукой.
Вопрос, собственно, совсем несложный. Когда этот зубодрал…
Миссис Клэндон (укоризненно). Фил!
Филип. «Зубной врач» звучит так некрасиво! Словом, этот рыцарь бивней и золота спросил нас, не доводится ли нам отцом мистер Денсмор Клэндон из Ньюбери-Холла. Следуя заветам, изложенным в твоем трактате «О нравах Двадцатого Века», а также твоим неоднократным устным призывам как можно меньше лгать без надобности, мы честно отвечали, что не знаем.
Долли. Ведь так оно и есть!
Филип. Тсс! В результате этот специалист по извлечению корней долго ломался, прежде чем принять наше приглашение к завтраку; а между тем я почти уверен, что за последние полмесяца он, кроме хлеба с маслом да чая, ничего не видел. Мой житейский опыт подсказывает мне, что у нас некогда был отец, и даже больше того — что тебе небезызвестно, кто он.
Миссис Клэндон (с прежним волнением). Фил, довольно! Ни вам, ни мне нет никакого дела до вашего отца. (Энергично.) Вот и все.
Близнецы умолкают, но явно недовольны. Их лица вытягиваются, зато Глория, которая внимательно следила за разговором, внезапно вступает в него сама.
Глория (выходя вперед). Мама, мы должны знать правду.
Миссис Клэндон (вставая и поворачиваясь к ней). Глория! «Мы»?! Что означает это «мы»?
Глория (настойчиво). Мы трое. (Тон ее не оставляет никаких сомнений: она впервые пытается помериться силами с матерью.)
Близнецы тотчас же переходят на сторону противника.
Миссис Клэндон (задетая). Было время, Глория, когда «мы» в твоих устах значило: мы с тобой.
Филип (решительно вставая и отодвигая табуретку). Мы огорчили тебя. Бросим это. Мы не думали, что это на тебя так подействует. Лично я ничего не хочу знать.
Долли (соскакивая со стола). А уж я-то и подавно. Ах, мамочка, не смотри так! (Сердито смотрит на Глорию и бросается на шею матери.)
Миссис Клэндон. Спасибо, милая моя. Спасибо, Фил. (Мягко высвобождается из объятий Долли и снова садится.)
Глория (непреклонно). Мы имеем право знать, мама.
Миссис Клэндон (с негодованием). A-а! Так это ты настаиваешь?
Глория. А ты намерена вечно скрывать от нас правду? Долли. Перестань же, Глория! Это чудовищно!
Глория (с тихим презрением). Не будем малодушны. Ты сама видела, мама, что произошло с этим джентльменом. То же самое случилось и со мной.
Все вместе:
Миссис Клэндон. Что ты хочешь этим сказать?
Долли. Ой, расскажи!
Филип. Что же с тобой стряслось?
Глория. Да ничего особенного. (Отворачивается от них, идет к камину, садится в мягкое кресло чуть ли не спиной к присутствующим. Все напряженно ждут, а она бросает через плечо с деланным равнодушием.) На пароходе помощник капитана оказал мне честь просить моей руки.
Долли. Нет, моей!