Одновременно поступает приказ по лагерю о переходе отдельных лагпунктов (как стали теперь именовать колонны) на самоснабжение. Всю гулаговскую солонину, поступающую на питание зэков, нужно было сдавать на колбасную фабрику в Темиртау и на деньги, вырученные от ее продажи, приобретать для питания заключенных у местного населения — шорцев — мясо сарлыка, себестоимость которого в семь раз была дешевле гулаговской солонины.
На ОЛПах (отдельных лагерных пунктах) открываются ларьки, организуются буфеты (на 14-м ОЛПе организован был буфет, в котором повар мог приготовить за плату любое заказное блюдо. Ведал буфетом бывший шеф-повар ресторана «Метрополь» Василий Васильевич Штейнгардт). Был спущен для ИТР дополнительный АКовский (административно-командный) паек, введенный в свое время Берманом для БАМлага.
Прибывающие из других лагерей про наш ОЛП с удивлением говорили:
— Ну, у вас тут форменный курорт!
Со счетовода, продстола и повара Бублик требовал варить суп такой, чтобы ложка стояла.
Все мечтали о скором освобождении. Приказы о представлении к досрочному освобождению и смягчению срока наказания появлялись частенько на дверях в УРЧ; шло что-то вроде пересмотра дел, и кто-то выходил на свободу. Все считали, что волна репрессий стихает. Ежов снят, но, как оказалось, механизм преследования продолжал работать.
Весной 1939 года поступает этап из Белоруссии. Жители города Орша все как один обвинены в шпионаже в пользу Польши и в том, что готовили диверсию на мосту через Днепр.
Только один человек из вновь прибывшего пополнения, бывший председатель обкома профсоюзов Анис, оказался «латвийским шпионом» и показал на следствии, что он уже взорвал мост через Днепр. На следующий день Анис был жестоко избит следователем за дачу ложных показаний, но продолжал настаивать на своей версии. Все равно был осужден Тройкой на 10 лет ИТЛ.
Начальство торопится сдать к сроку железнодорожные пути. Бригады работают в оцеплении охраны. На каждого работника — один метр по фронту. Гремят взрывы на скальных участках — аммонала не жалеют. Люди работают, как львы. Каждый хочет заработать досрочное освобождение.
Меня переводят в топографическую группу, где работаю техником-камеральщиком. Случилось это так. Как-то, работая с бригадой, я восстанавливал ось трассы объекта, которую трудно было сохранить на выемках при тачечной и грабарочной возке. Связав из шнурков от старых лаптей (наша обувь) веревку длиной двадцать метров, при помощи палки, разбитой на дециметровые деления, я по хордам разбивал кривую.
Не заметил, как подошла группа начальства и встала за спиной.
— Вы топограф? — слышу голос.
Поворачиваюсь — передо мной начальник строительства в сопровождении свиты: начальника топографического отдела Шевченко В. А., начальника отдела гражданских сооружений Чечельницкого Д. И.
— Десятник такой-то. Разбиваю кривую, чтобы не перебрать выемку.
— А чем занят топограф?
— Он работает на другом объекте.
Переспросив фамилию, пошли дальше.
Вечером вызывает начальник УРЧ:
— Есть приказ зачислить тебя в топографический отдел. Завтра пойдешь в топогруппу.
Топогруппа помещалась в зоне, в просторной комнате, где топографы работали и спали.
Старшим топографом был Побежимов Павел Иванович, бывший курсант военного училища, имеющий пятилетний срок за агитацию, выразившуюся в том, что на политзанятиях он обратился к политруку с вопросом:
— Правда ли, что Троцкий был хороший оратор?
Нивелировщик Смолкин Михаил, бывший старший лейтенант конвойных войск НКВД, как-то поделился своими сомнениями с политруком о степени виновности людей, сопровождаемых ими в этапе. Цена сомнений обернулась 58-й статьей с пятилетним сроком.
Поселился я в этой кабинке и приступил к вычислительным и чертежным работам.
Среди «плеяды» топографов в лагере, на 15-м ОЛПе, был и такой Костя Музыкин, осужденный по статье 59, пункт 3 (бандитизм). Очень скромный, он ничем не оправдывал своей статьи, хотя и помещался на лагпункте, где была собрана вся блатная элита и китайцы из армии генерала Ма, оттесненные за нашу границу японцами. Харьковский студент, он вместе с двумя однокурсниками во время практики вел топографическую съемку на Памире вблизи госграницы, и вся их группа была схвачена басмачами и уведена в Афганистан. Некоторое время басмачи, ожидая богатого выкупа, держали их в тюрьме — в яме, но случай помог. У одного из охранников отказала винтовка. Костя взялся починить и устранил поломку. Слух о мастере дошел до курбаши. Мастера на Востоке пользуются большим уважением среди населения, и курбаши сделал подарок («пешкеш») правителю Афганистана Амануллахану, передав ему своих пленников.