Сегодня он закончил читать эссе Марселя Пруста «О чтении» – его рекомендовала посмотреть жена. Писатель трудный для восприятия, Макаров признавался, что его роман «Содом и Гоморра» из знаменитого цикла «В поисках утраченного времени» он сумел прочитать только в море, на берегу недостало терпения. Но в этой небольшой работе писатель был непривычно ясен и похорошему прост. Его воспоминания о чтении в детские годы, трепетное и едва ли не религиозно-почтительное отношение к книге заставили командира подводного атомохода мысленно уйти в то далекое время, когда он открыл для себя чудесный мир «Вечеров на хуторе близ Диканьки», терских казаков Льва Толстого, познакомился с бесшабашной девочкой Алисой и таинственным островом, поднятым над океанской поверхностью воображением Жюля Верна. А тот поистине мистический ужас, который Василий испытал, когда вместе с уэллсовским героем встретился с морлоками? Легенды о магацитлах из такой поэтической «Аэлиты», мятущиеся герои «Уг рюм-реки», булгаковский Воланд и его жуткая свита, печальные, вовсе не смешные герои Антона Павловича…
«У Марселя Пруста я прочитал, – сообщал Василий Иванович жене, – что «мы хорошо чувствуем: наша мудрость начинается там, где она кончается у автора, и мы хотели бы, чтобы он дал нам ответы, тогда как все, что он может сделать, – это пробудить в нас желание». Как это верно! Все, что я делал в жизни, определили хорошие книги. И когда нахожу у автора особо талантливое место, меня охватывает некое чувство вины за то, что в данный момент не свершаю ничего нужного, полезного людям и себе, конечно, ибо давно уже слил эти два понятия. Усилия для себя у меня всегда трансформируются в конечном итоге в пользу для всех. Душу охватывает тогда необозримая потребность деятельности, руки, как говорят, начинают чесаться, просят дать им работу. Словом, чтение всегда заражает меня энергией и оптимизмом, не говоря уж о его информационном и интеллектуальном воздействии…
Как жаль, – продолжал он, – что не смогу сегодня же отправить тебе это письмо. Видимо, оно так и проплавает со мною весь поход и будет передано адресату самим отправителем из рук в руки».
Он посмотрел в подволок каюты, представил себе многометровую толщу соленой воды над собой и усмехнулся. Как много желающих сейчас увидеть его на поверхности океана… И бесчисленные противолодочные корабельные вертолеты, оснащенные гидроакустическими станциями, и эскадренные миноносцы, и дальняя, средняя и ближняя гидролокационные системы обнаружения, и глазастые спутники, обшаривающие океан с околоземных орбит. Много чего навыдумано американскими специалистами, чтобы поймать в ловушку «Сибирский комсомолец» и других «комсомольцев», которые тоже ведь не лаптем щи хлебают, умеют уходить и прятаться в пучине.
«Хорошо, что я не храплю во сне, – усмехнулся Макаров. – А то ведь скоро и храп причислят к демаскирующим факторам. И тогда деться будет некуда бедным подводникам!»
Да, непросто стало современным капитанам Немо водить советские «Наутилусы» в океанских глубинах, где они руководствуются теми же общечеловеческими принципами, что и легендарный индийский принц Дакар…
«Интересная параллель, – усмехнулся Василий Макаров, встал из-за стола, потянулся, разминая затекшие мышцы. – Надо написать об этом Андрейке».
Он подумал, не сходить ли поплавать в бассейне, но тут в дверь постучали, и, получив разрешение, в дверях показался заместитель командира корабля по политической части капитан 2 ранга Шиповский.
– Кстати пришел, Андрей Максимович, – обрадовался Макаров. – Пойдем-ка нырнем в бассейн, мяч покидаем в ворота.
Бассейн на подводной лодке был небольшим, всего шесть на двенадцать метров, но в водное поло моряки играть в нем ухитрялись.
Я по поводу лейтенанта Пахомова, – сказал замполит.
Что-нибудь опять? – нахмурился командир. – Неужели сорвался?
Нет, – улыбнулся Андрей Максимович. – Совсем даже наоборот… Написал заявление, просит принять его в комсомол.
– Да ну?! – сказал Макаров.
31
…– Дедушка, – спросил Андрейка. А А вы больше не встречались с ним?
С кем это, парень, я не встречался? – улыбнулся Иван Егорович.
С летчиком, которого вы спасли? – вежливо спросил внук. – Тем американцем.
Он был хорошо воспитан, этот не по годам развитой парень. Наверно, и это тоже интуитивно не принимал старый генерал, хотя, конечно, ни 8а что бы не признался и самому себе. Просто у него было иное детство, у пятого ребенка в семье путевого обходчика Егора Макарова, выходца из небольшого сельца близ владимирского города Вязники.
Всего их, выживших в голодные и холодные годы «макарят», как называл ребятишек отец, было восемь. Л минувшая война разом споловинила выводок путевого обходчика. Па троих братьев и сестру Нюрку, санинструктора роты, пришли похоронки. Сам же Егор Макаров-старший обихаживал раненых в санитарном поезде. Считалось это дело службой по второй категории, для первой у бывшего матроса с бронепоезда гражданской войны годы и здоровье были не те. Только вот и в поезда с ранеными попадали бомбы, их тоже расстреливали «мессеры». О гибели отца в Восточной Пруссии Иван Макаров узнал в середине мая сорок пятого года. Чуток не дотянул до святого Дня Победы.
Порою раскидывал генерал умом: почему это его больше к Витьке тянет, нежели к Андрейке? Ведь все это чушь, будто внуки, как и дети, для отца с матерью и деда с бабкой все одинаковы. Не так это вовсе… Конечно, в том смысле, что готовы в огонь и в воду за любого из них – это да. Но чтобы чувство к разным существам ничем не разнилось – пет, так не бывает.
Просто Витька напоминал деду его самого, каким оп был в детстве. Потому и отличал его. Что ж, Виктор, он ведь тоже не оболтус какой безответственный, хотя и может, вот как сегодня, забыть и про гостей, и про свой день рождения. Опять же парень не менее развитой, чем Андрейка, хотя и по-своему. Ум у Виктора более природный, что ли, слившийся с его натурой, органичный. А Андрейка – этот раскладистый какой-то, разделено у него все по сусекам: здесь для баловства и детских шалостей, а вот для умных разговоров со взрослыми, а там – для школьных дел. Рациональный какойто парень.
«Может быть, так и надо, – думал генерал Макаров. – В наш век глобальной информации по-другому попросту нельзя. Не успеешь освоить решенное человечеством до тебя, как наступит вечер, когда самому чтото решать поздно. Не знаю. Только в атаках на «мессеров» я полагался именно на таких вот Витек, которые не станут размышлять и прикидывать, взвешивать все «за» и «против» в оставшиеся мгновения, когда решается судьба боевого товарища».
Конечно, никому Иван Егорович мыслей этих не доверял и с ребятами держался ровно: не дай бог выделить кого-то. Ото было бы в высшей степени несправедливо. А несправедливость старый генерал почитал самым большим злом.
Тогда я доставил Дика Тейлора в Полтаву живым и невредимым, – сказал, приветливо улыбнувшись Андрею, генерал-лейтенант. – До сих пор помню, как лихо он стрелял по фрицам из ракетницы.
И больше вы не виделись? – заинтересованно спросила Ксения.
– Виделись, – ответил Макаров. – Еще два раза.
На следующий день он пришел ко мне со своим командиром эскадрильи, фамилию его запамятовал. Ну, мы, конечно, лицом в грязь не ударили…
Потом, через месяц, Дик снова прилетел в Полтаву. Тут мы с ним обменялись адресами, фотокарточками. Кстати, фото его у меня сохранилось. Буду разбирать бумаги – найду.
– И покажете? – загорелся Андрейка.
Отчего же не показать! Напомни мне только, хорошо? Сам понимаешь – дед твой уже в том возрасте, когда… Склероз, одним словом.
Для укрепления памяти надо больше рыбы есть, – сказала Маргарита Иосифовна и положила себе кусок пирога с палтусом. – Морской особенно. В ней фосфора много. И еще, говорят, тертую морковь. С подсолнечным маслом.
– Морковь улучшает зрение, – уточнила Ксения.