«У ворот смерти!» – мысленно воскликнул Президент.
Служба информации гражданской обороны начала передавать сообщения о предполагаемом понесенном ущербе. Цифры были приблизительными, но и они оказались ошеломляющими…
– «Когда он открыл вторую печать, я увидел второго зверя, и сказал мне: «Иди и смотри», – прошептал Президент.
Ричард Уорднер услышал его и понял, что Президент вспомнил Откровение Иоанна Богослова.
«Да, – подумал председатель КНШ, – се грядет Армагеддон. Белый конь разрушит Америку, если «бешеные» толкнут нас на войну. Придут и красный с черным… И не один за другим, как обещано в Апокалипсисе, а оба сразу».
Уцелевшие от первого удара радиолокационные станции загоризонтного наблюдения сообщили, что со стороны России идет вторая ракетная волна. Ее выпустили те установки, которые сохранились после ядерного нападения американцев и продолжали действовать независимо от того, живы ли их боевые расчеты.
Это был конец света… Поднялся в воздух знаменитый меч возмездия – о его существовании всегда предупреждали русские.
А Президент вспомнил банкет в Кремле по случаю его визита в Москву и подписания там предварительного Соглашения по Договору последнего этапа, который досужие журналисты сразу окрестили договором ласточек мира. Тогда он пошутил по поводу повой особенности русских не употреблять спиртное в обиходе, а на торжественных встречах тем более.
– Ну, а я, левый консерватор, как называют меня в наших газетах, выпью старого доброго виски, – сказал он, чокаясь с бокалом гранатового сока, который держал в руке улыбающийся советский лидер. – Надеюсь, меня не покарает за это ваш суровый меч возмездия?
Приветливое, открытое лицо русского руководителя затвердело, улыбки, к которой уже привык за эти дни Президент, как не бывало. Президент понял, что шутка его оказалась, мягко говоря, неудачной. И сослаться на неверный перевод нельзя: принимавший заокеанского гостя хозяин прекрасно говорил по-английски.
– Я понял, что это шутка, мистер Президент, – сказал он. – Но есть вещи, в отношении которых шутки неуместны. Мы бы давно отказались от этого меча… Будем надеяться, что после подписания нами договора мы сделаем решительный шаг к уничтожению всех ядерных мечей…
И этот загадочный русский снова улыбнулся, отпил из бокала глоток темно-красного, почти черного, сока.
…Президент, повернувшись к Уорднеру, махнул рукой. Председатель КНШ правильно понял главнокомандующего. Он подал знак дежурному генералу, и тот щелкнул тумблером, отключающим имитационную систему.
Разом погасли экраны. Смолкли, запнувшись на середине фразы, динамики. Командно-штабные учения «Ар чиблпмп-99», которые проводились в условиях, максимально приближенных к боевым, закончились.
– Еще несколько таких представлений, и кое-кому понадобится психиатр, – криво усмехнувшись, сказал вполголоса Президент, обращаясь к Уорднеру.
Генерал пожал плечами.
– Вы знаете, мистер Президент, что я всегда считал этих потомков «Толстяка» опасными игрушками, – сказал он.
Председатель КНШ попытался ободряюще улыбнуться Президенту, но Ричард Уорднер делать этого не умел. Генерал никогда не улыбался.
5
Гости у Макаровых собрались к обеду, но виновника семейного торжества все еще не было дома, хотя время перевалило за полдень. Тогда Иван Егорович хмуро сказал начавшей нервничать дочери:
Накрывайте на стол… Что за порядки – столько взрослых людей ждут одного мальчишку?!
Видно, клева нет, дедушка, – заметил Андрей, старший внук генерала, сын Василия Макарова от первой жены.
Или слишком клюет, – проворчал дед, не захотев принять извиняющую поведение Витьки реплику Андрея.
«Этот бы явился вовремя, – подумал о нем неприязненно Иван Егорович. – Правильный мальчик, воспитанный…»
Решив, что о праздничном обеде высказался достаточно определенно, генерал Макаров молча прошел в домашний кабинет. Это была небольшая комната с единственным окном на озеро. Поверхность воды поблескивала в лучах июльского солнца, просвечивала сквозь стройные ели и высоченные, под стать соседкам, березы, что остались здесь от дремучего некогда бора.
Усаживаясь за стол, Иван Егорович осудил себя. Зачем так неприязненно думать об Андрее? Ведь парнишка вовсе не виноват, что Ксения, его мать, уехала с малышом из Гремяченска, оставила Василия, законного своего мужа, который почти всегда был в океанских походах.
Генерал хорошо знал значение искренней верности настоящей командирской жены. Его самого Елена прождала четыре года войны, а потом беспрекословно, едва муж получал новый приказ о назначении, мчалась за ним повсюду, прихватив чемоданы с самым необходимым, троих собственных ребятишек и приемыша-племянницу. И всех она подняла на ноги, вывела в люди, рассчитывая больше на свои силы, чем на его реальную мужскую помощь: ведь все свое время ее Иван отдавал ракетам. Порой Елена в шутку называла ракету «байбише». что означало на казахском языке – «старшая жена». Иван Макаров смеялся и всегда спрашивал: какая именно из ракет?.. Ведь их в его жизни было немало, он занимался ракетами с сорок шестого года, когда после войны сдал полк «небесных тихоходов» преемнику и поехал в Н-ск изучать «изделия», о существовании которых в ту пору знал весьма ограниченный круг лиц.
Начинал он с первых отечественных боевых ракет, испытывал их, командуя особым дивизионом на полигоне. Потом снова учился, осваивал добрую «машину», высокой точности попадания и с хорошей мощностью, ее потом янки назвали СС-4, или, но натовской классификации, Sandal – «башмак» значит. Был и командиром подразделения этих ракет. Потом оказался пионером постановки межконтинентальных на боевое дежурство, затем и Академию Генерального штаба окончил…
Может быть, и служил бы еще, да только оставила его одного на этом свете Елена. И утрата жены надорвала генерал-лейтенанту Макарову сердце. От инфаркта врачи отстояли, а вот ракетное дело пришлось передать молодому заместителю… Надо вовремя уходить, передавая дело в надежные руки. Уходить, не пересиживая в кресле или на командном пункте.
Иван Егорович вспомнил, что вот-вот покинет пост и Главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения. В тот день, когда он подал рапорт, недели две тому назад, заехал к Макарову, сказал об этом.
Послужил бы еще, – осторожно заметил отставной генерал, дома они были с Главкомом на «ты», – успеешь, поди, в «райскую» группу…
Думаешь, мне легко на это решиться? – спросил Главком. – Столько лет отдано делу… Ты, правда, раньше меня начал, по и я с Неделиным еще работал вместе. А вот силы, Иван, не те… Только работать хоть чуть слабее совесть не позволяет. Уступлю место более молодому, здоровому. Вовремя уйти – это, брат, великое дело…
Потом Иван Егорович узнал, что в связи с рапортом Главкома пригласил к себе на беседу Председатель Со вета Обороны. Поговорили по душам… Убедился Председатель в обоснованности маршальской просьбы, поблагодарил за службу, пожелал ему доброго здоровья.
– Опыт у вас большой, – сказал он. – Помогите на первых порах тому, кого подберет на ваше место Политбюро.
Ну а пока замена еще не пришла, попросил Главком разрешения у Министра обороны выехать на два-три дня в одну из ракетных частей, где еще раньше был запланирован учебно-боевой пуск ракеты. Последний его пуск…
«У меня их уже не будет, – с привычной грустинкой – он приучил себя спокойно относиться к сложившемуся положению – подумал Иван Егорович, усаживаясь за письменный стол и раскрывая папку. – И все-таки что-то значит еще старый Макаров, если идут к нему за советом молодые генералы».
Последняя мысленная фраза относилась именно к зеленой папке, которая лежала у него на столе. Утром заехал к нему молодой генерал Михайлов, отдал папку, смущаясь, попросил полистать на досуге.