— Тут не объединение — комплекс. Общая кормовая база. У них луга, поля.
— Где та база?
— Да, базы еще нет, но есть базис.
— Какие там поля! Вы знаете культуру ихних полей? Там, как на Маланьином огороде, всего по горсточке — гречки, проса, жита, пшеницы. В бурьянах волки воют. Что, мне вылавливать их для зоопарка и этим зарабатывать? Такой комплекс сколько стоит? Пять миллионов? А у нас… А что у нас…
— У вас четыре миллиона на счету, — подсказал Ратушный.
— Так долгу же у тех, кто сидит на Широкой Печи, полтора миллиона! — остановился он посередь дороги.
Ратушный невольно поморщился. Потому что все-таки привык останавливаться при весомой мысли он, подчеркивая этим ее неординарность, а те, кто шел рядом, выслушивали в почтительной готовности, а тут Грек будто перебил ему дорогу.
С далеких просек вылетел злой, простудный ветер, схватил Грека за полу демисезонного пальто (не оделся потеплей, не рассчитывал на такое путешествие). Грек еще долго кричал, но и умолк как-то враз, глубоко засунул руки в карманы рыжего пальто, молча зашагал дальше. Он знал, что криком не возьмет, знал и то, что секретарь райкома свой замысел прокачал не один раз, советовался и в районе и в области и от него не отступится. Да, наверно, это выше Ратушного, хоть и зависит только от него.
— Трудно мне вас агитировать… Тут надо бы понять, — словно сочувствуя, снова завел разговор Ратушный.
— Или я такой тупица! — возмутился Грек. — Сам думал… про комплекс. Так Печь ведь… А нынче паровое отопление.
— Проведите его и туда. Не вырвутся они сами… Будут прозябать. А нас с вами совесть замучит.
— Комплекс — он впору только тогда, когда хозяйство на самом высоком уровне. А так можно вбухать гроши в стены да любоваться на них.
— Правильно. У вас именно такой уровень. Высокий. Племенное, отборное стадо… Расширите кормовую базу…
— Вы меня, Иван Иванович, в самом деле не агитируйте. Со мной покончено, — сказал Грек, словно не замечая осуждающего и даже гневного взгляда Ратушного, что должно было означать: «Ничего, пережуешь, мне не такое жевать». — Да и если по правде, я все-таки кое-что понимаю, и позиция моя в этом деле такая: ну… нет позиции… — махнул он рукой. — А как людей убедить? И если бы только наших. Они там… к чему привыкли: тут тебе лесничество, тут тебе торфоразработки, есть где деньгу зашибить, есть куда драпануть. Тянут с земли…
— Вижу, знаете тамошние порядки…
— Лучше бы не знать. И еще одно: если уж вы меня агитируете, то небось хотите председателем на всю махину. А Куриленко куда?
— Будет заместителем.
— Тоже позиция!.. — даже вскрикнул Грек. — Дали бы вы ему какой-нибудь пузатый портфель.
Ратушный даже не захотел обсуждать эту проблему. Но как только заговорил дальше, в его голосе снова зазвучали обстоятельность и желание поспорить.
— Вам все обойдется куда дешевле, чем мы сначала прикинули, — ослаблял он туго закрученную пружину. — Во-первых, торопиться все-таки не надо. И своих ферм покуда не трогайте. Позже часть их сможете реконструировать и переоборудовать для подсобных помещений и телятников. И свинарник в «Заре» пока что пускай остается… — неожиданно, с совсем иным выражением лица, словно бы удивляясь и даже поощряя, посмотрел он на Грека.
— Такой размах. Я думал…
— Размах и вправду.
Они обсуждали подробности по дороге к селу, а потом за принесенным из кафе в термосе чаем просидели в конторе до вечера.
Возвращаясь домой, Василь Федорович думал ту же самую думу, теперь он был заряжен ею надолго, да что там заряжен, надо было ею жить и заставить других принять ее, сделать смыслом их жизни. Он знал, что это не просто, и хотя сам давно привык вносить в чужую жизнь что-то новое, необычное, но необходимое, не считаться с желанием людей тоже не мог.
Для людей, но без людей — это, по его убеждению, совсем неправильно. Только для людей — через людей. Потому что все эти утаивания, пусть и для их пользы, разрушают вечное, человеческое в душах, что потом не вернуть. И эти вот приписки… к ним в некоторых колхозах давно притерпелись. Порой завышали цифры и в его бухгалтерии. И писали положительные ответы на тыщи бумажек, которых всерьез не принимали. И он не считал это обманом. И оно не входило в великое понятие — Честность. Ну кто, скажем, придерживается техники безопасности с ядохимикатами? И всякие разные предупреждения, сроки… В плане один срок, а тучи себе запланировали другой. Так на какой обращать внимание? Кажется, просто? Очень непросто!