— Я могу воспрепятствовать и кое-чему более важному, чем ваши изыскания, — сказал Сэр. — Или вы забыли, кто проталкивал законы в защиту роботов в Собрании последние три года? Предлагаю пройти наверх и посмотреть другие работы Эндрю, думаю, они вас заинтересуют. А затем вы с доктором Менски должны будете позаботиться о том, чтобы вернуться в Сан-Франциско и посетить те предприятия на Западном побережье, о необходимости проинспектировать которые вы мне говорили. Эндрю остается здесь. Вам все ясно?
Искра ярости зажглась в глазах Смайта. Всего лишь искра, едва заметное изменение в выражении лица, которое даже
Эндрю, с его превосходной наблюдательностью, еле уследил. Потом Смайт пожал плечами:
— Как вам будет угодно, мистер Мартин. Даю вам слово — никакого вреда не будет причинено Эндрю.
— Хорошо.
— А мне и в самом деле не терпится посмотреть на его другие работы.
— С превеликим удовольствием, — сказал Сэр. — Я мог бы дать вам какую-нибудь из них, если вам понравится. Выбирайте что хотите, только не украшения, которые он сделал для моей жены и дочери, что-нибудь из мебели. Пожалуйста, выбирайте, я не шучу.
— Вы очень добры, — сказал Смайт.
Менски спросил:
— Можно, я повторю вам кое-что из того, что заметил тут, у вас, мистер Мартин?
— Если считаете нужным, доктор Менски.
— Вы сказали, что творчество Эндрю граничит с человеческими возможностями. Да, это так, даже я готов допустить это. Но «граничить» и «быть» человеком — это не одно и то же. И я хочу напомнить вам, что Эндрю — машина.
— Приму к сведению.
— Чем дальше, тем труднее вам будет иметь это в виду, раз уж Эндрю остается с вами. Но, пожалуйста, постарайтесь. Вы называете робота «другом» вашей дочери. Вы утверждаете, что она «любит» его. Это опасное отношение, опасное для нее. Друзья — это друзья, а машины — это машины, и нельзя путать одно с другим. Можно любить другого человека, но нельзя любить бытовые приборы, как бы привлекательны или полезны, или приятны они ни были. Эндрю — не более чем передвигающийся компьютер, мистер Мартин, компьютер, наделенный искусственным разумом и человекоподобной внешностью, что создает впечатление, что он не из тех компьютеров, которые управляют самолетами, ведают работой систем связи и помогают в домашнем хозяйстве. Личность, которую ваша дочь, как она считает, открыла в Эндрю, за что, по-вашему, и «полюбила» его, — это всего лишь эрзац личности, сконструированный намеренно, целиком из синтетики. Умоляю вас, мистер Мартин, не забывайте никогда, что компьютер с руками и ногами и с позитронным мозгом — это не более чем компьютер, хотя и более совершенный, но компьютер.
— Постараюсь иметь это в виду, — ледяным тоном сказал Сэр. — Знаете ли, доктор Менски, я привык мыслить четко и логично. Я никогда не приму руку за ногу, или запястье за лодыжку, или корову за лошадь и уж постараюсь не спутать робота с человеком, каким бы сильным ни было искушение. Так что весьма благодарен за ваш совет. А теперь, если хотите пройтись по мастерской Эндрю...
Глава 5
Мисс переступила порог, отделяющий детство от зрелости, девочку от женщины. Она наслаждалась активной светской жизнью и поездками со своими новыми друзьями — не только девушками — в горы, на юг, в пустыни, на дикий север. Теперь она редко бывала дома.
Так что Маленькая Мисс — правда, уже не такая маленькая, как прежде, — целиком завладела Эндрю. Она превратилась в неугомонную шалунью, любившую длинные прогулки по берегу моря, по ближним лесам; Эндрю с легкостью выдерживал ее темп и не раз помогал ей спуститься вниз, если она слишком высоко забиралась на дерево, чтобы заглянуть в птичье гнездо, или с опасного уступа скалы, куда она залезала ради прекрасного вида на океан.
Эндрю, как всегда, бдительно охранял Маленькую Мисс в ее шумных играх. Он разрешал ей рискованные выходки сорванца, потому что они делали ее счастливой, но при этом четко рассчитывал степень настоящего риска в них и был в постоянной готовности быстро вмешаться, если бы это понадобилось.
Первый Закон диктовал ему готовность защитить Маленькую Мисс от любой неприятности. Но, как он сам частенько говорил себе, не будь Первого Закона, он все равно с радостью, охотно стал бы защищать ее, если бы ей грозила опасность.
Это была странная идея: Первого Закона могло бы и не быть. Первый Закон (как, впрочем, и Второй, и Третий) составлял самую основу его натуры, и сама мысль о том, что можно обойтись без него, вызывала у него головокружение. И тем не менее эта мысль приходила ему в голову. Эндрю был смущен своей странной способностью воображать невообразимое! Он ощущал себя почти человеком, когда такие парадоксальные идеи приходили ему на ум.