Силуэт сделал резкое движение, и какой-то шар с глухим стуком покатился к моим ногам. Я машинально поджала ноги к себе, и шар ударился о мои икры и слабо отскочил, трепыхнувшись в последний раз. А когда я увидела знакомые очертания на этом предмете, то проснулась моментально, сфокусировав взгляд.
Передо мной лежала голова Хойта Волкера.
К моему горлу подступила тошнота, и я закрыла глаз, не желая видеть это, но в голове уже пронеслись воспоминания о другой голове, которую я похоронила в раскаленном окровавленном песке.
— Твой друг решил навестить тебя, — голос Алабамы прозвучал совсем рядом, и я заставила себя взглянуть на него.
Он сел передо мной на корточки, взял голову и, тряхнув длинной засаленной челкой, кровожадно улыбнулся. Как же они все любили улыбаться, эти психи.
— У Хойта Волкера есть сердце, я лично видел, — покивал Райт, взглянув на голову, которую он держал передо мной за волосы. — Вот он и решил разбавить твоё одиночество. Да, Волкер? — он надавил на щеки головы. — «Да-а, мистер Райт», — издевательски пропищал он.
— Мило, — сухо сказала я.
— Конечно мило, сука, — согласился Алабама и положил голову на мои ноги. Я сразу почувствовала вонь и что-то мокрое на ногах, после чего против воли по моему телу пробежали мурашки. — Смотри-ка, кажется, он хочет сделать тебе кунилингус. Прикинь, каково это, когда крупнейший торговец наркотиками, рабами и оружием Тихого океана лижет тебе?
— Тебе понравилось? — поинтересовалась я, закрыв глаз.
Я ждала, что он ударит меня, но этого не произошло.
— Весьма отчаянная дерзость с твоей стороны, — весело заметил Алабама, и я вновь посмотрела на него. — Уже смирилась со своей скорой смертью? Чет быстро.
— В последний раз, когда я смирилась со своей смертью, меня спас циничный психопат и извращенец, — тихо проговорила я, прислонившись спиной к каменной стене. — Ты профукал такой шанс, чтобы отмстить. Пиздец, как облажался.
Алабама улыбнулся шире.
— Уж если б я стрелял, тебя бы никто не спас, — сказал он, махнув рукой так, словно я сказала какую-то чепуху. — Но не переживай за меня, я своего никогда не упускаю. Очень удачно, что ты тогда выжила, ведь ты здесь.
Он пододвинулся ко мне ближе и сел на задницу, положив руку на коленку.
— Ты знаешь, что тебя ждет? — сказал он, стараясь заглянуть в моё лицо.
Я молчала, глядя на изгибы его ботинок.
— Тебя поведут на алтарь, — вкрадчиво прошептал он, протягиваясь ко мне всё ближе и ближе, — там ты предстанешь перед всеми Ракъят, перед всеми воинами, а после того, как Цитра произнесет свою речь и объявит смертельный приговор, тебя будут иметь под быстрый стук барабанов. Каждая из обезьян, которых ты так ненавидишь, оттрахает тебя, но не переживай, я буду наблюдать за этим издалека. Пачкаться об убийцу моего брата, знаешь, у меня нет никакого желания. Считай, что я милосерден, потому что имей тебя я, ты бы не дожила и до клинка Цитры.
Я медленно подняла на него взгляд, а он хмыкнул. От его слов внутри меня всё покрылось инеем.
— Надо же, в тебе ещё не совсем погасла эта твоя искра, — заметил он. — Какой взгляд у тебя выразительный. Но я его разбавлю, пожалуй. Психопат Хьюз тебя больше не спасет, потому что я убил его. А смерть Вааса лишь дело времени.
— Ложь, — отчеканила я.
— Что "ложь"? — поинтересовался Алабама.
— Не убил ты Бака, — проговорила я. — Если бы убил, то притащил бы и его башку сюда. И Вааса ты не убьешь.
— Почему?
— Я знаю, — прошептала я, опустив голову. Сил не было совсем, и от недостатка еды и воды голова слегка кружилась.
Его рука сомкнулась на моих волосах, и он заставил меня поднять голову. Он жестко и кровожадно улыбался мне, но в глазах его отнюдь не было веселья, в них была та же жгучая ненависть, которую я видела в глазах Равима, однако теперь на его месте была я, поверженная и скованная цепями.
Как много ненависти в этом мире.
— Я отхуярю Ваасу язык наживую, — вкрадчиво прошептал Алабама. — А затем я суну его в его же клетки и он сгорит заживо. Его обгоревшую башку я принесу Цитре, а пока воины Ракъят будут трахать тебя, сюда прибудут люди Тхисарака, а потом он сам займет место...
Моё сердце забилось вдруг так сильно, как не билось уже давно.
— Что? — перебила я. — Тхисарак?
Алабама хмыкнул.
— Да, сука, знакомое имечко?
Как же забудешь имя того, кто вытащил тебя с трущоб в тесную, зато свою квартирку? Имя того, ради которого ты убивала и толкала людей в рабство. Имя того, кто расколол меня и мою сестру.
Я закрыла глаза, и прошептала:
— Мне было похуй на твоего брата. Единственный человек в моей жизни, которого я убила не для того, чтобы выжить — Равелиан, ему я отомстила за смерть моего друга, — я открыла глаза. — Он был для меня всем на этом острове.
Губы Алабамы дрогнули.
— Мой брат был для меня всем, — тихо, чтобы его никто не услышал, проговорил он. — И я отомщу за него сполна.
— Я знаю.
Сощурив глаза, он резко долбанул мою голову о каменную стену, а его пальцы разжались. В глазу сразу потемнело, и я обмякла без сил, слыша лишь краем уха, как покидает меня мой посетитель.
Как блаженно было, когда меня освободили от оков. Своих онемевших рук я не чувствовала, но краем глаза взглянув, как цепко за них схватились мужчины, я поняла, что синяки там точно останутся. Они подняли меня, и не дав возможности привыкнуть к стоячему положению, потащили прочь из моей каменной тюрьмы. Голова дико кружилась, и я не могла стоять, не то, что перебирать ногами, но от такой резкой смены положения ничего другого не ожидаешь. Я смогла сфокусировать взгляд уже тогда, когда оказалась во внутреннем дворе храма, с огромным и величественным деревом посередине. На нём было что-то нарисовано белой облупившейся краской и, приглядевшись, я распознала голову какого-то чудовища... одну из трех. Трехглавый дракон.
Я слабо улыбнулась самой себе, а потом оказалась в коридоре. Затем еще в одном дворике. Ещё один коридор.
Я поняла, что мы на месте тогда, когда увидела в конце каменной аллеи большой круглый алтарь. Что-то ударило в голову, я представила себе Вааса и Цитру, совокупляющихся на этом алтаре, а затем представила, что на этом алтаре будут делать со мной.
Ноги инстинктивно уперлись в ступени, но лесные воины с шипением грубо пихнули меня вперед. Глупо сопротивляться, я знала, но, чёрт побери, всё не должно так закончиться! Не должно!
Босые ноги горели, руки не до конца обрели чувствительность, а в голове пульсировали мысли. Когда я краем глаза увидела Алабаму, он слабо помахал мне рукой с едкой улыбкой, и на меня накатила новая волна унижения.
Они грохнули меня на алтарь и тут же начали связывать руки. Я получила смачную пощечину, когда лягнула одного из них. Ноги они мне не связывали, и я догадывалась, почему. Когда руки одного из них коснулись моего ремня, я зарычала и начала брыкаться ещё пуще. В глазу потемнело, а острая боль пронзила висок от удара в лицо. То была уже не пощечина.
Я предстала перед ними во всей красе. Я желала утопить их в собственной крови.
— Среди нас фальшивый воин с татау, — её голос прошелестел где-то над моей головой.
Я всё ещё рычала сквозь зубы, рвано дыша, но мои руки были крепко привязаны многолетними веревками. Цитра с улыбкой обошла меня, словно видела диковинную зверюшку в клетке. Я сидела на коленях, стараясь притянуть руки к груди, а когда почувствовала прикосновение её руки к спине, сильно дернулась. Она провела по всему свежему рисунку, что я получила на этом острове, и с едва различимым восхищением произнесла:
— Amotekun.
Я готова была вцепиться зубами в её руку, но она соскользнула с моего тела. Отчаяние захлестывало меня волной, я не готова была сдаваться. Я смотрела на горящие глаза воинов, направленные на меня, они же с покорной готовностью расположились на протяжении каменной аллеи и молча ожидали. Алабама был в тени каменной колонны, и его улыбка была самым страшным из всего окружения. Цитра медленно проплыла передо мной: она ходила вокруг алтаря, словно стараясь запомнить каждую мелочь в происходящем, а в ее руке при свете огней блеснул каменный нож. Барабаны били стремительно, сильнее, громче, безудержнее!