В основе рассматриваемых нами общественных идеалов – именно разные понимания свободы. Речь идет вовсе не о противостоянии «Разума и Свободы» с одной стороны и «Невежества и Рабства» с другой, как понимают вопрос наивные умы (достаточно только вспомнить наших Стругацких, а впрочем – и всех поборников «прогресса»)…
Христианство не раз упрекали в том, что оно враждебно демократии, поддерживает монархию и сословность. (Об этих упреках уже сказано выше.) В наши дни часто можно услышать иное: будто христианство не связано ни с каким общественным строем и может сопрягаться с демократией, как оно прежде сопрягалось с монархией. Оба утверждения не вполне правильны. То верно, что из христианства не «следует» никакого общественного строя таким же образом, каким из Корана «следует» халифат. Но признание иерархии ценностей, а главное – признание того, что ценности эти самозаконны, свободны и от нашего произволения не зависят, всё это делает христианское мировоззрение несовместимым с демократией, то есть с порядком, верующим исключительно в условные истины, определяемые большинством голосов. Всякие «христианско-демократические» иллюзии возможны только там, где христианство понимается смутно и неопределенно, как «совокупность всего хорошего» (что мы и видим в современной Европе, под кровлей близкого к разрушению протестантизма).
Всё это сказано об одной из сравниваемых сторон. Каков же противоположный идеал? Он весь основывается на внешнем преобразовании мира. Поскольку активист, в конечном счете, не верит в личность, он убежден в полном ее бессилии и полной зависимости от внешних условий. «Преобразование общества на новых началах»; «устранение расово неполноценных элементов»; «возвращение к идеалам предков»»; или «неограниченные права и свободы» – вот его пути ко спасению. Классовая и расовая утопии, кажется, потеряли свою силу (одна умерла от старости, другая была уничтожена военной рукой). Восходит солнце нового идеала: либеральной мечты. Активист наших дней мечтает о правах и свободах; об окончательном рассвобождении личности; об освобождении – в конечном счете – человека от самого себя. 14
Эти общественные идеалы уже сталкивались в бою или в тихом противостоянии, и теперь, в наши дни, мира между ними по-прежнему нет. Активизм ширится за счет отпадений от христианства; за счет всё большего числа приманок, которые жизнь ставит душе, отвлекая ее от жизни внутренней ради жизни внешней. Мир внутренних ценностей всё больше удаляется от современного человека… Что будет дальше, можно только гадать.
Если ничего не переменится; если усилия западного общества, направленные на то, чтобы столкнуть как можно большее число людей с известной духовной высоты (или позволить им «свободно» падать), не ослабнут – свет внутренних ценностей будет медленно угасать, как он угасает уже на протяжении столетия, и однажды будет угашен – ко всеобщему или почти всеобщему удовлетворению. Большинство не нуждается ни в каких «невидимых ценностях». В наступающих сумерках будет сверкать последним блеском общество промышленное, бойкое, основанное на ничем не связанной личной энергии и на желании удовольствий – или, что то же самое, не основанное ни на чем. Оно будет процветать, пока сила и предприимчивость «освобожденной» личности будут хоть в какой-то мере основаны на почве, удобренной ценностями предыдущей эпохи; когда же почва эта истощится, последними побуждениями к действию станут сила, власть, удовольствие и успех…
А дальше? Дальше уже не достигает глаз.
Заметки
[
←1
]
То есть, конечно, «онѣ». Одна из шуток, которые шутит с нами «новая орфография».
[
←2
]
См. эссе «Философия и вера».
[
←3
]
«Не знаем и знать не будем».
[
←4
]
«Среди многих я живу, как многие, и мыслю не так, как я; спустя некоторое время я чувствую, что меня хотят изгнать из меня самого и похитить мою душу, и я становлюсь зол на каждого и боюсь каждого. Пустыня мне необходима, чтобы снова сделаться добрым».
[
←5
]
«Вполне понял благодетельность осуждений, укоров, стыда людского. Понял, как это загоняет в себя, – разумеется, если есть в себе то, куда уйти».
[
←6
]
Собственно, слова «еретик» и «нигилист» можно успешно заменить одним: упроститель. И в древности были такие упростители, вспомним только наших жидовствующих: «Что тамъ смотрѣти: померъ, да и и все, по та мѣста и былъ, нечего поминати да отпѣвати!»