Командир дивизии, видать, был раздражен разговором с Заевым и не стал вникать в мои доводы, хотя я знал его как вдумчивого начальника, умеющего делать правильные выводы из опыта боев.
– Бросьте убеждать меня своими теориями! Патрулируйте, как положено, чтобы я не выслушивал нарекания от командования! – бросил он в сердцах.
Несмотря на такой разговор с Дзусовым, я остался при своем мнении о тактике перехвата бомбардировщиков.
После отлета комдива Заев с обиженным видом протянул мне справку о лечении.
– Товарищ подполковник, надо было доложить командиру дивизии. Но ведь можно было позвонить в часть, предупредить о задержке…
Я спросил разрешения у Заева вылететь утром четверкой на «свободную охоту» в тыл противника. Ответ огорошил:
– Можете лететь парой! Все «охотники» летают парами, и для вас нет исключения.
– Сейчас обстановка в воздухе очень сложная и парой лететь нецелесообразно.
– Если хотите лететь, то летите парой, – услышал я категоричный ответ.
Спорить не стал. Мы с Г. Голубевым набрали высоту и, подходя южнее Мелитополя к Молочной, запросили передовой КП:
– «Тигр», я – «сотка», сообщите воздушную обстановку!
– С севера к Большому Токмаку подходит группа бомберов. Атакуйте!
– «Тигр», я – «сотка», мы парой идем на «охоту».– Дал понять, что у нас мало сил.
– Прекратить «охоту»! Атакуйте бомберов!
Приказ старших начальников – закон. Понимаю, что напряженная обстановка может потребовать и таких действий. Разворот на север, и мы со снижением, на большой скорости проскочили Большой Токмак. Ниже восемнадцать Ю-87 вытянулись в цепочку перед бомбометанием. С небольшим принижением атакую переднего. Даю очередь в упрежденную точку. Небольшой подскок – очередь по другому, потом по третьему. Проскочив над бомбардировщиками, делаем горку. «Соколиным ударом» очередью разваливаю заднего Ю-87. Тут же справа и слева перед носом моего самолета полетели трассы мощного огня – с обеих сторон навалились две пары «мессершмиттов». Сразу же оцениваю обстановку. Понимаю, что дальше атаковать бомбардировщиков нельзя – неизбежная гибель. Резкой горкой выхожу из «клещей» «мессершмиттов». Рядом ведет бой с третьей парой истребителей противника мой ведомый Г. Голубев. Бросаюсь к нему на помощь – пара с пикированием выходит из схватки. А затем вся шестерка истребителей врага уходит вслед за бомбардировщиками на запад. Бомбежка с пикирования сорвана. Жаль, что нас пара. Четверкой бы мы сейчас здорово поработали!
После посадки, как только ступил на землю, увидел инженера Жмудь, окруженного летчиками и техниками. Подошел. По его виду было ясно, что поездка в Ногайск закончилась для него тяжелой душевной травмой.
– Как съездили, что случилось?
– Нелегко, товарищ майор, говорить. Всю семью фашисты расстреляли, еще в сорок первом году… Всех – стариков, жену и детей. – И он зарыдал.
У меня и у всех окружающих защемило в горле, а на глазах появились слезы.
– Возьми себя в руки, Яша. Слезами не поможешь!.. Мстить беспощадно им будем! Вот сбил я сейчас бомбера, и, по-видимому, не одного. В следующем вылете клянусь за гибель твоих родных сбить еще. Крепись. Ты мужчина и воин!
Мы уже не раз слышали, да и сами были свидетелями зверств гитлеровцев. В душе накапливался клубок жгучей ненависти. Он постоянно клокотал, не давал успокаиваться, заставлял искать врага, разить его.
Неудовлетворенный проведенным боем, я решил в повторном вылете на прикрытие войск лететь восьмеркой. По моему расчету, в середине дня должен быть налет бомбардировщиков с направления Кривого Рога. Но мои планы поломались. Заев приказал звену Клубова вылетать с другой группой. Несмотря на возражения, командир полка утвердил мою группу в составе звена. Делать нечего. Звено – это все же не пара; и драться можно успешно, проявив умение.
Выйдя в тыл обороны противника между Никополем и Большим Токмаком, мы на скорости, маятниковым маневром, вели поиск. Расчетное время прошло, горючее подходит к концу, а противника нет. Время уходить домой. Однако мои расчеты оправдались, хотя с некоторым опозданием. Находясь над Никополем, в направлении Большого Токмака, выше нас я заметил группу самолетов.
Предполагая, что Ю-88 идут бомбить скопление конницы восточнее города, принимаю решение пропустить их к Большому Токмаку и там ударить по противнику. Предупредив летчиков звена и «Тигра» о противнике, немедленно перевел группу в набор высоты. Конечно, мной руководило не только желание провести бой на глазах начальства, недовольного нашей тактикой, не скрою, хотелось, чтобы сбитые самолеты были подтверждены Дзусовым на «Тигре». Но главное – противник будет отвлечен от выполнения своей задачи. Можно занять выгодную позицию и ударить неожиданно. Развернул звено и, набирая высоту, пошел вперед, как бы заманивая врага на нашу сторону. Хотя вполне возможно, противник нас и не видел.
Прошло несколько минут. Пора! Резкий разворот на противника. И, плотно сомкнув звено, со снижением идем в атаку.
Вдруг я увидел желтизну на крыльях. Это сразу же насторожило: на наших бомбардировщиках выцветшие красные звезды отдают желтым цветом. Времени на раздумья не было – решали какие-то секунды.
– Не стрелять! – крикнул я и через секунду отчетливо увидел желтые обводы крестов на крыльях.
Злость за срыв атаки охватила меня. Резко через спину разворачиваюсь в обратном направлении. Вхожу в строй бомбардировщиков. В прицеле ведущий. Очередь – и передо мной возникает огромный круг огня. Оторванное крыло взорвавшегося Ю-88 бьет рядом идущий бомбардировщик и проносится мимо меня с медленно вращающимся винтом мотора. Какое-то мгновение, не успев среагировать рулями, пронизываю центр огненного шара и оказываюсь в строю бомбардировщиков. Правее меня, отставая, горел Ю-88, поврежденный взрывом ведущего. Ошеломленный неожиданным взрывом, я какие-то секунды соображал, что делать.
В панике высыпая бомбы, «юнкерсы» начали разворачиваться в обратную сторону. Бросаю самолет на ближайшего справа. Он с разворотом входит в пикирование. Очередь по правому крылу – и из него потянулись струйки дыма. Но бомбардировщик с углом пикирования градусов сорок тянет к линии обороны. Переношу прицел на левый мотор и даю в упор очередь. Из мотора и центроплана хлынула полоса черного дыма с огнем. Ю-88 падает и врезается в крутой берег реки Молочной.
Боевым разворотом иду в набор высоты. Вижу, сбоку падает самолет, сбитый парой Жердева, а впереди, выше, висят до десяти парашютистов. Два из них, со скрученным куполом, быстро идут к земле. Левее, сзади – уходящая на запад часть группы противника, нагоняемая шестеркой подоспевших «яков».
Вспомнился расстрелянный на парашюте Островский. В негодовании я уже собрался было подать команду своим летчикам расстрелять парашютистов. Но услышал голос Жердева:
– Нет горючего, ухожу домой! Парашютисты спускаются на наши войска.
Бросаю взгляд на бензиномер – стрелка стоит почти на нуле. Горючее кончается, надо уходить.
На первом же попутном аэродроме мы приземлились. У Голубева остановился мотор уже при планировании на посадку. Осмотрел свой самолет – повреждений нет, одни лишь царапины.
Техники соседнего полка, видевшие наш бой, отнеслись к нам с большим уважением и быстро заправили самолеты.
Возвратились в Розовку. Группу встретил Яков Жмудь. Бой просматривался и отсюда.
– Товарищ майор, зачем вы так рисковали? У меня при виде взрыва в воздухе даже защемило сердце,– говорил он, не поднимая глаз от земли.
– Все нормально, Яков! Главное – сорвана бомбежка…
– Товарищ майор! – вмешался в разговор Сухов. – Вам не засчитывают третьего бомбардировщика. Дескать, не вы его сбили, а он сам загорелся от взрыва.
– Не возмущайся, Константин! Воюем не для счета. – Хотя, не скрою, это решение Заева меня задело.
Наш дальнейший разговор прервал донесшийся с большой высоты заунывный гул. Поняли, что идет в наш глубокий тыл дальний разведчик. Над КП взвилась красная ракета, – и тут же взлетела дежурная пара истребителей.