– Куда вы сели!? Здесь немцы! Улетайте скорее, а то они вас схватят!
– А кто ты такая и как здесь оказалась?
– Я принудительно вывезена немцами в Германию, работаю у помещика. Улетайте скорее! Вон уже солдаты бегут сюда!
У летчика хватило решимости оценить обстановку, успел даже спросить у девушки название населенного пункта. Лишь после этого летчик дал газ и взлетел над головами подбегавших солдат.
В те дни большая нагрузка легла на бомбардировщиков и штурмовиков. Они смело и решительно наносили удары в пекле зенитного огня. В таких условиях погиб один из наиболее талантливых летчиков бомбардировочной авиации, командир корпуса пикировщиков Пе-2 генерал И. С. Полбин.
В тот день он повел большую группу для нанесения бомбового удара по военному объекту в Бреслау. Летчики точно вышли на цель. Группа бомбардировщиков попала под сильный зенитный огонь. Но Иван Семенович Полбин, подавая пример летчикам всей группы, как всегда хладнокровно и уверенно вел себя в этих сложных условиях. Но вот зенитный снаряд разорвался в кабине пикирующего бомбардировщика командира корпуса. Из падающего горящего Пе-2 выбросился с парашютом лишь стрелок-радист. Полбин и его штурман, по-видимому, получившие тяжелые ранения, самолет не покинули и упали вместе с ним в воды Одера. Гибель отважного авиационного командира, дважды Героя Советского Союза Ивана Семеновича Полбина была тяжелой утратой для Военно-Воздушных Сил. Все мы с горечью переживали эту потерю.
Улучшение погоды в феврале принесло новью трудности в нашей работе. Боевые действия все более сдерживала начавшаяся предвесенняя распутица. Грунтовая полоса обеспечивала безопасность взлета и посадки лишь по утрам, после ночных заморозков. К середине дня становилось теплее, почва оттаивала, затрудняла взлет и посадку. Самолеты на разбеге с трудом отрывались от вязкой земли в конце полосы и на пределе перетягивали лес на границе аэродрома. На посадке колеса зарывались в грунт. Произошло несколько поломок шасси. Могло быть капотирование самолетов, поломки винтов. Пришлось, как всегда в трудных условиях, выпускать на боевые задания только опытных летчиков. Мы в штабе ломали голову: что делать. Понимали, что весенняя оттепель грозит полностью закрыть боевую работу. А допустить этого было нельзя. Требовалось немедленно перелететь на новые бетонные аэродромы, имеющие полосы.
При встрече с С. А. Красовским я попросил у него разрешения перегнать полки на захваченный аэродром в Оппельне, с бетонной полосой. Получил отказ и новую задачу. Дивизия перенацеливалась на прикрытие танковой армии генерала П. С. Рыбалко, действующей на правом крыле фронта. Аэродром базирования – Аслау, западнее Легницы. Нам предстояло первым в воздушной армии выполнить бросок за Одер.
Были немедленно высланы передовые команды от батальона аэродромного обслуживания, от полков и штаба дивизии. Через два дня пришло краткое сообщение о прибытии в Аслау наших групп.
Вылетаю парой на боевых самолетах, чтобы осмотреть состояние аэродрома и решить вопрос о перебазировании полков. Под нами Аслау. Связываюсь по радио с передовой командой. Вдруг слышу предупреждение:
– «Сотый», грунтовая полоса раскисла, непригодна для посадки. Бетонной полосы здесь нет.
Вот тебе и новость. Мысли забились, как в лихорадке. Что делать? Возвращаться обратно? Впереди никаких перспектив – весна придавит нас к земле. Надо искать выход, и искать его не где-нибудь, а именно здесь.
Хорошо, что в полете внимательно наблюдал не только за воздухом, но и за землей. Решаю сесть на пролегающую рядом с аэродромом двухполосную автостраду, точнее на одну из ее полос. Захожу на посадку. Подо мной узенькая лента бетона шириной не более девяти метров. Размах же крыльев самолета двенадцать метров и разнос шасси – четыре. Рискованно, но садиться надо.
А на автостраде – автомашины. Хотя и редко, но идут. Это заставило меня три раза уйти на второй круг. На четвертом заходе разрыв между автомашинами обеспечил безопасный пробег после посадки. Приземляюсь и своим самолетом закрываю проезд.
Запрашиваю напарника:
– Голубев, садиться можно. Справишься?
– Захожу на посадку! – отвечает уверенно. И действительно, сел он удачно.
За нашей посадкой наблюдали офицеры, прибывшие с передовой командой. Вскоре подошла автомашина и я поехал осматривать аэродром. Грунтовая полоса была в плохом состоянии. Тщательно обсудил обстановку и принял решение: полки посадить на автостраду. Это было не просто – могли быть серьезные поломки самолетов. Однако другого выхода не было, надо рисковать. Разумный риск – спутник победы. И в будущем он себя оправдал. Мы успешно прикрывали с воздуха танковую армию генерала Рыбалко, не раз спасали танкистов от штурмовок «фоккеров».
Сразу же закипела работа. Воины батальона сделали объездную дорогу вокруг нового аэродрома, притащили большие транспортные планеры, устроили из них баррикады под пересекающими мостами на концах нашей импровизированной взлетно-посадочной полосы. С внешних сторон баррикад поставили на всякий случай щиты с надписью «мины».
С утра следующего дня начался перелет на автостраду в Аслау. Шли поэскадрильно. Садились летчики на девятиметровую полосу. Среднюю грунтовую часть автострады, разделяющую бетонные полосы, только начали заделывать битым кирпичом от взорванных зданий на аэродроме.
Посадкой руководил сам, по радио. Подсказывал летчикам:
– Спокойно заходи! Садись точно на середину полосы и выдерживай направление без резкой работы тормозами… Молодец. Отлично сел. Перед мостом сруливай вправо по бетонной дороге.
К середине дня более ста двадцати самолетов сели на дорогу. Ни одного ухода на второй круг, ни одной грубой посадки и поломки. Думаю, что в истории авиации еще не было случая посадки боевых самолетов на дорогу шириной девять метров. А здесь села целая дивизия. Это диктовалось боевой обстановкой. Летчики понимали это и действовали умело и хладнокровно. Такая посадка способствовала привитию смелости летному составу. Смелость, мастерство и риск – черты характера, присущие настоящему истребителю. Уверенное перебазирование на этот «аэродром» показало наличие этих качеств у летного состава нашей дивизии. Я верил, что с такими летчиками можно творить чудеса.
Во второй половине февраля сложилось трудное положение на правом крыле нашего фронта. Танковая армия П. С. Рыбалко к этому времени была уже значительно ослаблена в предыдущих жестоких боях. Предпринятое наступление для выхода к реке Нейсе и захвата городов Лаубан и Герлиц развивалось медленно. Противник перебросил в этот район крупные резервы, активно поддержанные авиацией. Он сорвал наступление, нанес удар северо-восточное Лаубана, обходя с востока втянутые в бои корпуса танковой армии. Создалась угроза их окружения.
В тяжелых оборонительных боях танкисты и соединения общевойсковой армии генерала К. А. Коротеева совместными усилиями отражали удар вражеских танковых дивизий. Полки воздушной армии, базируясь на раскисших аэродромах восточнее Одера на большом удалении от района боев, не могли оказать действенную помощь наземным войскам. Перелет нашей дивизии на автостраду оказался кстати. Находясь недалеко от Лаубана, мы могли надежно прикрыть с воздуха соединения Рыбалко и Коротеева. В этих условиях на наше соединение ложилась важная и ответственная задача.
Летчики хорошо понимали это. В воздухе они действовали смело и решительно. Первые вылеты принесли первые победы.
Четверка Сухова, патрулируя в районе боев, была наведена на «Фокке-Вульф-189». Он вел разведку и корректировку огня своей артиллерии.
– Сухов, западнее вас на высоте более тысячи метров «рама», – последовал приказ с командного пункта.
– Вижу! Атакую! – сразу же отреагировал командир группы. Спикировав, он с короткой дистанции открыл огонь.
«Рама» от разрывов снарядов развалилась в воздухе. Через некоторое время к району патрулирования подошел второй «Фокке-Вульф-189» в сопровождении четверки «мессершмиттов». С КП дали новый сигнал: