Командиру дано много прав, а еще больше с него спрашивают. И чем выше он по должности, тем объемнее его ответственность. А в боевых условиях особенно, ведь речь идет о жизни и смерти, о победе и поражении.
Выполняя боевые задачи, тренируясь в бомбометании и стрельбе на полигоне, мы ожидали новых налетов на аэродром. Постоянно держали в воздухе звено или пару. Приняли меры и другого порядка. На полигоне создали ложный аэродром, разместив там немецкие транспортные планеры. Все это помогло.
Через несколько дней после первого налета над аэродромом вновь появилась группа «Фокке-Вульф-190». Применив тот же метод нападения, «фоккеры» выскочили в «окно» облаков и сбросили бомбы по планерам на нашем полигоне. Ни одна бомба не упала на аэродром и автостраду, по которой выдвигались к фронту войска 2-й армии Войска Польского.
Барражирующее в воздухе звено истребителей незамедлительно атаковало вражескую группу и сразу же сбило двух «фоккеров». Остальные, не принимая боя, скрылись в облаках.
Сбитые немецкие летчики опускались на парашютах на автостраду, в расположение польской колонны. Я вскочил в автомашину, подъехал к месту приземления парашютистов. Вижу, лежит на автостраде гитлеровский летчик в окружении польских солдат.
– Кто его прикончил?
– Сам убился! Раненым спустился на парашюте на автомашину, а оттуда упал на асфальт и разбил голову, – объяснил один из польских солдат.
– А где второй парашютист?
– В штабной машине, на допросе.
С командиром польской части договорился сразу же:
– Прошу передать летчика нам. Мы его сбили, нам его данные очень важны…
В штабе дивизии пленный сообщил, что он с того самого аэродрома, который штурмовала группа Бабака. Прилетели отомстить за сбитые и сожженные самолеты, за потерянных летчиков.
– Почему же сбросили бомбы по планерам на поле, рядом с аэродромом? – спросил я у пленного.
– Нам показалось, что эти самолеты и отбомбились по нам, а штурмовать взлетную полосу аэродрома не дали ваши летчики, находившиеся в воздухе.
Было, конечно, приятно, что наши маскировочные меры и дежурство над аэродромом в воздухе сорвали планы фашистского командования, спасли боевые самолеты и личный состав. От патрулирования над аэродромом мы не отказались и в дальнейшем, даже с получением новой, дополнительной задачи. А она была непростой.
Нам сообщили о том, что, по разведданным, в Лаубан собирается выехать группа немецких кинорепортеров под руководством самого Геббельса. Они решили отснять разрушения в городе и сделать хроникальный фильм под названием «Зверства Красной Армии». Готовилась лживая агитка для поднятия духа немецких солдат и устрашения населения Германии. Нам приказали следить за дорогами на Герлиц и Лаубан, расстреливать все проходящие там автомобили. Мне, правда, не верилось, что киногруппа поедет днем, в зоне действий нашей авиации. Но приказ дан и его надо выполнять.
Ежедневно пары или звенья вылетали на «свободную охоту» за машинами, особенно за легковыми.
Назначенный недавно командиром 16-го полка Иван Бабак также пошел в такой полет. По-видимому, решил показать летному составу, что будет наравне со всеми ходить на любые задания. Приехав на аэродром и встретив начальника штаба полка Датского, я спросил:
– Где командир?
– Он улетел парой на «свободную охоту». Я советовал спросить разрешения у вас, но он спешил.
– С кем улетел?
– С молодым летчиком, Козловым.
Странный выбор для такого сложного вида боевой деятельности. Я остался на КП ждать возвращения Бабака. Через полчаса на автостраде произвел посадку Козлов. От него мы узнали подробности случившейся беды.
Не встретив на дороге легковых машин, пара начала штурмовать обнаруженный железнодорожный эшелон и попала под зенитный огонь. Самолет Бабака загорелся. Не дотянув до переднего края обороны наших войск, Бабак, очевидно, не выдержал ворвавшегося в кабину огня, выбросился с парашютом и был схвачен фашистскими солдатами.
В район предполагаемого его приземления тут же выслали последовательно два звена. Еще теплилась надежда на спасение. Но все было напрасным – Иван Бабак уже был в плену.
Потеря смелого и грамотного летчика, Героя Советского Союза, имевшего на личном счету более тридцати сбитых самолетов, отозвалась тяжелой психологической травмой. Больно было на финише войны нести такие потери. В страшных фашистских лагерях его ждали жестокие испытания.
В Москве стало известно об опыте боевой работы с автострады. К нам прибыла киногруппа для съемки хроникального кинофильма «Необычайный аэродром». Работала киногруппа в поте лица. Сняли наиболее отличившихся летчиков и техников, взлеты и посадки с автострады, вылеты на боевые задания, бытовые сцены. Потом «киношники», так их звали за глаза, попросили меня организовать съемку «настоящего» воздушного боя. Вначале я отказал им.
Сейчас затишье в действиях. Воздушные бои бывают редко, в хорошую погоду. А сегодня, при таких метеоусловиях, противник не появится над линией фронта. Пустая трата времени.
И вдруг, вопреки моим предсказаниям, с запада, вдоль автострады, над нами пронеслась четверка «Фокке-Вульф-190» с подвешенными под крыльями бомбами.
– Быстрее снимайте их! – крикнул я операторам, а сам бросился на КП полка Боброва. Его истребители дежурили по графику в этот день.
Навстречу мне с КП выскочил командир полка. В это же время над нами разворачивалась дежурная пара.
– Кто взлетел? – спросил Боброва.
– Луканцев и Гольберг. Они дежурили в самолетах.
– Гольберг? Но он же совсем молодой летчик и не имеет ни одного сбитого самолета. Зря назначили дежурить его в такую погоду.
– Справятся, товарищ командир дивизии. Луканцев имеет пять побед, – успокоил меня Бобров.
Напряженно смотрел я в направлении Легницы, где скрылись в дымке «фоккеры» и наша пара. На душе было неспокойно. Четыре истребителя противника, а наших только двое и один из них малоопытный молодой летчик.
Вскоре километрах в десяти восточнее послышался надсадный гул моторов и залпы пушечного и пулеметного огня. В дымке не было видно боя, но взрыв и взметнувшийся столб дыма правее автострады в лесу подсказали о падении сбитого самолета. Через секунды поднялся второй столб дыма, уже левее автострады. В облаках над нами послышался затихающий гул моторов уходящих на запад самолетов. Беспокойство усилилось. Неужели сбили наших?..
Я уже был готов обрушиться на Боброва, как из дымки вынырнула пара и пошла на посадку. Все напряжение сразу спало. А работники киногруппы заторопились к машине…
– Поехали быстрее туда, где упали самолеты противника!
Их можно было понять. Для съемок не хватало сбитых вражеских машин, а тут на земле сразу две. В течение получаса были отсняты кинокадры горящего «фоккера», упавшего на окраине населенного пункта, в котором располагался штаб генерала Рыбалко, опрошены танкисты, очевидцы боя. Забрав в особом отделе танковой армии пленного летчика, все, довольные, вернулись в штаб дивизии.
Луканцев и Гольберг доложили, как проходила схватка. Встретив возвращавшуюся от Легницы группу противника, они завязали с ней бой на вираже под нижним краем облачности. Луканцев напал на заднего четверки «фоккеров» и сбил его первой очередью. Тот вместе с летчиком упал в лес и взорвался. В это время к Луканцеву пытался пристроиться в хвост ведущий вражеской группы. Но Гольберг действовал решительно. Он прошил его очередью из пушек, отбил хвостовое оперение у «фоккера». Фашистский летчик все же успел на высоте двести метров выброситься из падающего самолета, спустился на парашюте прямо к нашим танкистам.
На допросе пленный подробно давал ответы на все вопросы. Я спросил его через переводчика:
– Кто вы по должности и какова была задача в этом полете?
– Я командир авиагруппы, или, по-вашему, командир полка. Мою авиагруппу на днях перебросили с западного фронта на восточный и поставили задачу: найти на автостраде ваш секретный аэродром и нанести по нему удар. Аэродром мы не обнаружили, а встретились с вашими асами, и они сбили меня и еще один наш самолет.