Прошло время. Зайка превратился в длинноногого подростка. Любил Мурку, девчонок, Витю, терпеливо относился к отцу, но обожал маму. Он мог не вылезать часами из коробки, но как только появлялась мама, он слышал ее еще за дверью и немедленно скакал навстречу ей. У мамы в руках всегда оказывался гостинец: то пучок любимой заячьей травы, то капустный лист, или морковка. Мама гладила Зайку, вручала ему подарок, и тот принимался за трапезу. Частенько приходили любопытные соседки. Всем нравился зверек, беззащитный, усыновленный Муркой. Как только в дом входил чужой человек, Зайка вставал на задние лапы и сидел на расстоянии двух-трех шагов от гостя, издалека обнюхивая его. Передние лапы были скрещены на груди. Появлялась Мурка, подходила к соседке, сидящей на стуле и терлась спиной о ее ноги. Зайка медленно начинал подпрыгивать к гостье. Оказавшись рядом с незнакомым человеком, останавливался напротив и выжидательно разглядывал его. Соседке вручали капустный лист. Она в развернутом виде подавала его Зайке. Обнюхав подношение, Зайка принимался за еду. Он как ножницами выстригал зубами листок о края до края и уничтожал его быстро-быстро.
Потом гостья могла его погладить, после чего они с Муркой начинали играть. Есть такое выражение: "Зайцы пляшут на горе". И это правда. Мама расстилала на полу старое ватное красное одеяло. Зайка осторожно вступал на его край. Принюхивался, потом начинал скакать потихоньку по кругу. Постепенно увеличивал скорость, кружил по краю. Внезапно кувыркался через голову и пускался в пляс быстрым галопом. Его скачки были быстрыми, ловкими, круговыми. Иногда он приостанавливался, кувыркался и снова несся вприпрыжку по арене из красного одеяла. Он кружил, падал, вставал, мчался вдоль, поперек и наискосок. Его танец продолжался несколько минут, и невозможно было оторвать глаз от этого бесподобного зрелища. Как маленький вихрь проносился мимо зрителей танцор, пока не уставал и тогда, упав посредине, вытягивал лапы и часто дышал. Мурка подходила к нему, облизывала. Он вставал и, пошатываясь, плелся за нею к коробке. Вечерние забавы не заканчивались танцами. Отдохнувший Зайка готовился к другой игре. Непонятно как они с Муркой научились играть в прятки. Это были настоящие прятки как у детворы. Мурка шлепала лапой Зайку по спине и мчалась вперед него. Она была ловчее Зайки и успевала скрыться в другой
комнате. Пряталась за дверью. Зайка мчался мимо. Тогда она выскакивала из укрытия и снова шлепала его лапой. Теперь зайка бежал прятаться, он останавливался за коробкой, столом и ждал пока Мурка побежит мимо. Когда она приближалась к нему выскакивал и тоже шлепал ее лапой. Мурка иногда пряталась в коридоре. У двери стояли мамины галоши, она выходила в них во двор. Мурка совала мордочку в галошу, вся она оставалась сверху, но глаза находились в галоше и прятальщица считала себя невидимой. Счастливая Зайка шлепала ее по спине и бежала дальше, следом за нею мчалась найденная Мурка. Все концертные программы Зайки не пропускал Митрофан. Он ложился неподалеку от расстеленного одеяла и, положил мордочку на передние лапы, смотрел программу новоиспеченного артиста.
Зайка проявил себя настоящим циркачом. Мама однажды поставила
противень у плиты на полу и ушла в комнату. Раздался грохот. Это Зайка свалил противень на пол, тот упал вверх дном. Случилось неожиданное. На грохот выскочили из комнаты все и остановились, замерли. Зайка на задних лапах стоял у противня и передними выбивала дробь по металлу. Звон стоял оглушительный. С тех пор начались ее барабанные выступления. Одновременно с концертами Зайка начал безобразничать. В один прекрасный день мама обнаружила свою любимую герань без единого листочка с обгрызанным стеблем. Расстроенная она пригрозила Зайке запереть ее в комнате. На ночь Зайку закрыли одну в пустом помещении. Там находилась полка с книгами. Утром мама пошла кормить пленницу и застала ее на рабочем месте. Несколько книг в пределах возможности достать их, были разорваны в мелкие клочья. Книги в ту пору ценились на вес золота в читающих семьях. Не было тогда телевидения и радио было похоже на большую черную тарелку. Витя плакал над разорванными книгами, а мама молча убирала то, что некогда можно было читать и перечитывать.
В один прекрасный день комната, где обитала Зайка, превратилась в ободранное подобие жилого помещения. Вся штукатурка внизу была осыпана. Рваные края с дранкой зияли по всему периметру комнаты.
Мама почесала затылок, погладила свои щеки. Она рассердилась на столь беспардонные действия своей любимицы.
Вскоре приехал дед, мамин отец, лесник. Выслушал жалобы обитателей дома и засмеялся.
- Вы на нее в суд подайте и взыщите потери.
- Тебе смешно, а меня она оставила без цветка, любимых книг, ободрала всю штукатурку снизу.
- Это тебе не баран чихал моя милая. Ты дикого зверя в комнате заперла, одного. Сначала гладила, а потом выставила за дверь. Да тут я думаю дело в другом. Вырос Зайка. К подружкам в лес хочет. Я заберу его с собой.
Зайка в корзине уехал с дедом. Через два месяца мы получили письмо с заимки, переданное бывшим там охотником. Дедушка изложил в письмо все, что касалось Зайки.
Дорогая дочь, внучата! Сообщаю вам, что ваш друг Зайка пребывает со мной в целости и сохранности. Я сразу-то не стал его отпускать в лес, а потихоньку приучал к воле. Неделю он жил взаперти дома, а потом утром я открыл дверь и отпустил его на волю. Что проделывал Зайка вряд ли можно посмотреть даже в цирке. Он отплясывал на траве, кувыркался через голову, лихо кружил, пока не свалился. Я решил, что ему конец, а он полежал-полежал, и пошел назад домой. Я собрался в лес на обход, его выпустил во двор. Иду, он за мной скачет вприпрыжку. Я остановился, сел на пенек, вытащил краюху хлеба. Он передо мной стойку на задних лапах держит. Дал ему хлеба, ест. Поели, пошли дальше. Я долго не стал ходить, вернулся скоро, а Зайка исчез. Я подождал, стоял долго, надеялся, что он придет. Зайки не было. Приплелся я домой, жалко мне его лопоухого стало. Как-никак ручной совсем, его и лисица схватит и волк сожрать может. Вечером поздно лег спать. Ворочался-ворочался, уснул. Просыпаюсь от того, что гром стоит в избушке. Я подумал крыша обвалилась, или стреляет кто. Глянул, а в коридоре на листе жестяном, для крыше припасенном, Зайка как на барабане играет, стучит передними лапами. Меня увидел и скок ко мне. Сели мы с ним завтракать, ему морковку достал, кочан капусты раскрутил на листочки. Наелись. Хошь не хошь, а в лес идти надо. Я впереди, Зайка сзади. Вот так и живем мы с ним, лес от браконьеров охраняем. Мне теперь не скучно. Все живая душа находится в избушке. Пишу письмо, а Зайка рассматривает, что я делаю. Ушами шевелит, стоит на задних лапах и принюхивается. Так что в гости через полгодика мы приедем вместе.
Ваш дед Иван
КАЗБЕК И ДЖАЛИ
Ночью пришла зима и сразу же предъявила свои права на законное вторжение. Еще вчера висящие на деревьях листочки, пожухлые, но цепляющиеся за жизнь, утонули под снежным покрывалом. На запорошенных снегом ветвях птицы сидеть не желали и перекочевали на провода электролиний. Беседовали на своем птичьем языке о превратностях жизни. Вороны громко каркали, возмущаясь, воробьи чирикали, бранились на суровую даму зимушку, которая закрыла им доступ к червякам в земле, букашкам и прочей вкусной мелочи. Не растерялись только голуби. Они попрошайничали под окнами, ворковали, рассказывали как плохо им теперь без помощи человека.
Папа вышел во двор, лопатой разгреб подступ к постоянной кормушке для птиц. Это была длинная доска с обитыми краями, чтобы корм не просыпался в снег, на высокой ножке. Птицы пугливый народ, чем выше для них столовая, тем спокойнее. Мама вышла вслед за отцом и насыпала пшено по всей кормушке. Отец под окнами подвешивал кусочки несоленого сала. Две синички в сторонке наблюдали за его работой, ждали пока уйдет. Не терпелось отведать любимого лакомства. Как только родители ушли, шумная орава воробьев налетела на корм. Теперь всю зиму они будут встречать маму и тех, кто насыпает в кормушку крупу. Стоит только показаться в двери, стая летит к своему заветному месту, где можно получить обед в голодное студеное время.