Да что говорить, пусть их тела были высохшими, кожа была сморщенной, но… даже так, я зачастую замечал среди уничтожаемой мной нежити знакомые лица. Я узнавал их, даже не смотря на то, что видела их моя прошлая личность-прародитель, и было это более ста лет назад! И чем ближе я приближался к дому, чем больше было знакомых мест, тем больше я уничтожали нежить, что ранее была людьми, вместе с которыми я жил, с которыми общался, дружил…
А затем, наконец, взорвав голову очередной нежити, я вышел из-за угла и увидел то, что и должен был увидеть.
Мой дом…
Глава 32
— А тут… мало что изменилось, если не считать разрухи и обветшалости. — Сказал я, уже находясь внутри помещения и осматривая комнаты одну за другой, вещи, что находились внутри них и… где-то внутри надеясь увидеть своих родных. На момент моего ухода на войну у меня в живых осталось не так много живых родственников. И сейчас я так хотел увидеть их. То немногое, что осталось у меня от моей жизни.
Или уже не меня?
И я понимал, что увидеть их здесь было крайне маловероятно, а даже если я их и увижу, то, куда вероятнее, что это будет безумная нежить, которая, вообще неизвестно при каких обстоятельствах способна вспомнить себя. Если для них это вообще возможно, ведь есть вероятность что мне просто повезло и сошлись какие-то обстоятельства. И это же было причиной того, почему я безумно хотел не найти здесь своих родных.
Странное, противоречивые желание. Я желаю увидеть хоть кого-то из родных, но вместе с тем желаю, чтобы их здесь небыло и я не видел того, что их постигла та же участь, что и большую часть жителей города, если вообще не всех, за редкими исключениями.
Я проходил от одного помещения к другому. Комнат у нас дома было не мало, хотя большая часть из них были мелкими. Что не говори, а я служил в столичной гвардии, да ещё и был магом, не самым слабым. Платили мне очень хорошо.
Дом был пуст. Одно только это уже заставило меня облегчённо выдохнуть, хотя я и понимал, что высока вероятность, что те, кого я ищу, могут быть среди тех толп нежити, что бродит по городу, или вовсе быть среди тех, кого я с Лунарой уже убили, просто дожидаясь, когда они вновь воскреснут.
В конце концов я остановился в последней комнате. В своей комнате. Одна из немногих в этом доме широких, очень просторных комнат. Ранее тут было очень удобно мне. Мягкие ковры, плотные шторы на окнах, большой шкаф, двухместная кровать в центре, прямо напротив двери… теперь же от ковров едва остались изъеденные насекомыми нити, не осталось и одежд, которыми был полон мой гардероб, не осталось той кровати — ножки давно сломались, кровать была сломана и перекошена, у шкафа были открыты обе дверцы и одна из них едва держалась на одной только петле. Ну и дыра в потолке прекрасно дополняет все вышеперечисленное.
— Не могу оценить, как здесь было раньше, но сейчас… не очень. — Тихо сказала Лунара.
— Согласен. А вот при жизни мне очень нравилось проводить здесь время. Спать на мягкой и широкой кровати, иметь одежду на любой вкус, ходить по теплом полу, ступая по мягким коврам… — ответил я, осматривая все вокруг.
— Хочешь вернуть себе все это?
— Нет. Не знаю. Просто не чувствую в себе пробуждения ко всему этому. Может потому что я мёртв. И если смогу полноценно воскреснуть, кто знает, возможно и желание вернуть все это вернётся ко мне. Но сейчас… ничего такого не чувствую.
— Значит, не только у меня такое… — сказала Лунара, заставив меня развернуться и посмотреть на неё, пока она держала в руках золотую монетку, возможно найденную у меня дома или у кого-то из убитой нежити. — Знаешь, пока я не утонула, и не осознала себя уже… такой… я много воровала. Сначала, только для того, чтобы выжить, прокормить себя, своих друзей. А потом… вошла во вкус. Набравшись навыков, я крала уже не еду с рынка, но деньги, драгоценности, золото и серебро, все, что блестит. Не потому что мне было это нужно. Потому что хотела. Потому что нравилось.
— Теперь у тебя этого желания нет? — понимал я её.
— Ранее я, как сорока, хотела забрать все ценное, блестящее, красивое. Оно словно грело мне душу, доставляло счастье… а теперь блеск красоты и ценности… стал пустым… холодным… безразличным. Он перестал хоть что-то для значить.
— И на твой взгляд… — говорил я, обращая эти слова и к себе тоже, — это во вред нам пошло… или всё-таки во благо?
— Те, ради кого я рисовала и воровала еду, в конце концов были мной брошены — я боялась, что они предадут меня, что они украдут то, что украла я. Я постоянно пряталась, почти не выходила на улицу при дневном свете — меня легко бы узнали. Перед смертью, единственное, что у меня осталось… это огромная гора денег, драгоценности и прочего бесполезного барахла, которое я даже не могла нормально использовать, да луна, что освещала мне дорогу по ночам и всегда безмолвно следовал за мной. После чего я и вовсе умерла.