Сэмюэль Коэн, начальник службы безопасности Эдмона во Франции и Монако, помогал создавать систему безопасности в пентхаусе в Монте-Карло. "Система безопасности была основана на нескольких вещах", - сказал он. "Окна были пуленепробиваемыми, имелись камеры, сигнализация от взлома и пожарная сигнализация. Все системы были связаны с Monaco Sécurité. Если одна система не работала, имелась резервная вторая. Если одна система не регистрировалась, ее подменяла другая". В пентхаусе было пятнадцать камер наблюдения, десять из них - снаружи, с подключенной сигнализацией.
Единственная проблема с продуманной системой безопасности заключалась в том, что она ничего не могла сделать, если потенциальный злоумышленник уже находился внутри квартиры. Усиленные двери и окна также не позволяли жильцам покинуть квартиру в экстренной ситуации. Как отметил сам Коэн: "Нет никакой системы безопасности, если кто-то изнутри решит причинить вред. Вы ничего не сможете сделать. Если кто-то завладеет доверием людей, а вы окажетесь внутри, то ущерб, который вы можете нанести, не будет ограничен".
Спальня Эдмонда была самой безопасной частью двадцатикомнатной двухуровневой квартиры. Спальня, оборудованная тревожными кнопками и стальными дверями и ставнями, была названа экспертами по безопасности "неприступной ячейкой для выживания".
Коэн прошел подготовку в Моссаде в Израиле. Он был "в прекрасной физической форме, жесткий, не знающий жалости парень, обученный искусству защиты", - отметил журналист Vanity Fair Доминик Данн. Коэн командовал еще одиннадцатью телохранителями, все они были высококвалифицированными бывшими элитными военнослужащими израильской армии, и все они жили в La Leopolda, в двадцати минутах езды от пентхауса в Монако. Коэн, которого сотрудники ласково называли Шмуликом, сам получал 1000 долларов в день за то, что руководил охраной Эдмона.
С началом болезни Паркинсона Эдмонд удалился в безопасные бункеры по всему миру. К тому времени, когда он начал шаркать по комнате, невнятно говорить и неконтролируемо пускать слюни, Эдмонд ограничил свои публичные выступления и часто вел свои дела из своей спальни. После того, как в июле 1998 года Эдмонд объявил о своей болезни, к его персоналу было добавлено несколько медсестер, чтобы обеспечить ему круглосуточный уход. В заявлении, опубликованном для прессы, Эдмон признал, что страдает от болезни, но заверил своих деловых партнеров и инвесторов, что продолжит тесно сотрудничать со своими братьями Моисеем и Жозефом, чтобы управлять своей банковской империей. В то же время он выделил 50 миллионов долларов на создание фонда для поддержки исследований этого заболевания.
Несмотря на болезнь, филантропическая деятельность Эдмонда продолжалась полным ходом именно потому, что он был тяжело болен и был полон решимости оставить после себя неизгладимое наследие. Как и его отец, Якоб, который помогал многим еврейским и нееврейским организациям в Ливане и Сирии, Эдмонд также уделял большое внимание филантропии. По всему миру существуют медицинские исследовательские центры, религиозные и образовательные фонды, которые носят имя семьи. Только в Гарвардском университете имя Сафра особенно заметно. Здесь есть профессор еврейской истории и сефардской цивилизации Джейкоб Э. Сафра и двор Джейкоба Сафры в Гарвардской школе милосердия, который Эдмонд финансировал в честь своего отца. В 1986 году Эдмонд и корпорация Republic of New York также учредили в колледже должность приглашенного профессора латиноамериканских исследований имени Роберта Ф. Кеннеди, позволяющую ученым, бизнесменам и художникам из Латинской Америки преподавать в Гарварде в течение одного семестра.
В какой-то момент Эдмонд решил, что ему нужна собственная синагога, и попросил архитектора Эли Аттиа, работавшего над башней Republic, разработать планы молельного дома за углом от одной из его квартир на Пятой авеню и Восточной Шестьдесят третьей улице. Синагога также была задумана для группы сефардов Верхнего Ист-Сайда, которые молились в мрачном подвале на Шестьдесят второй улице. Хотя величественный храм Эману-Эль расположен всего в трех кварталах от него на Восточной Шестьдесят пятой улице и Пятой авеню, это в основном ашкеназский и реформистский храм. Эдмонд и его небольшая группа сефардских прихожан - все они были ортодоксальными евреями - никогда не могли чувствовать себя желанными гостями в общине храма Эману-Эль.