Сзади послышался невозмутимый голос Гранта:
— Подозреваю, мы сейчас оставим позади себя куски животных, кучку досок и фермера.
Голос Кэбота, более громкий и нервный, тут же произнес:
— Господи, Грант. Для вас что, это и в самом деле лишь умозрительный вопрос?
Но Грант, наклонившись вперед, чтобы лучше видеть, оставался таким же невозмутимым.
Встав на козлах, фермер всем своим весом пытался натянуть поводья. Когда поезд, грохоча, поравнялся с ними, мулы отпрянули назад, и фермер свалился на днище телеги.
В наступившей тишине слышались лишь облегченные вздохи пассажиров.
— Может, — наконец сказал Кэбот, — нам стоит вернуться назад в Сваннаноа?
Грант немного понизил голос.
— А также, возможно, нам стоит говорить потише. Сейчас в стране есть такие, кто хотел бы повредить ее лидерам, и любая связь с Вандербильтом…
Кэбот сухо ответил:
— Что, за каждым деревом скрывается анархист, да?
Сол с трудом заставил себя сдержаться.
— Угроза вполне реальна, — возразил Грант. — Взять ту бомбу на рынке в Чикаго. Или кафе «Терминус» в Париже. Анархия. Проклятые иностранцы. Да хмурьтесь вы сколько хотите, но Вандербильты — ну, кроме Джорджа, конечно, — перерезали больше корпоративных глоток, чем им полагалось бы. И в Билтморе соберутся очень важные и влиятельные гости… — Грант повел рукой, включая в эту группу и себя с Кэботом.
Сукин сын еще опасается анархистов, подумал Сол, а сам не может удержаться, чтобы не быть узнанным — даже незнакомцами в вагоне третьего класса — так он кичится собственной важностью.
Все прочие пассажиры как-то неестественно притихли. Глаза Гранта снова скользнули по Солу. Потом по Берковичу.
Дверь в конце вагона снова распахнулась. Сол инстинктивно пригнулся на сиденье. Потянулся к Нико. Он должен защитить Нико.
Над пассажирами и их газетами проплыл плоский верх фуражки кондуктора. Сол перевел дух, но так и оставил руку на плечах братишки.
— Следующая станция — Билтмор! Ранее известная как, — ухмыляясь, кондуктор глянул в окно на деревню, — Бест!
В свете нескольких газовых фонарей на столбах и висящих ламп Сол разглядел лужи грязи, тянущиеся непрерывной коричневой чередой от станционной платформы до кучки облезлых сосен вдали. Укрытые туманом, станция и пристройки расплывались, за ними едва проглядывались намеки на очертания остального поселка — в основном бревенчатые хижины и фермы, лишь несколько новых строений, утонувших в тумане.
Талли МакГрегор наклонилась к нему через проход.
— Мистер, если вам нужно в Билтмор, то вам лучше выйти здесь.
Сол рассеянно поблагодарил ее. В оконном отражении Грант все еще внимательно смотрел на Сола, на Берковича, снова на Сола. Грант пригладил кончики усов. После чего снова повернулся к своему спутнику.
Беркович развернулся на сиденье в сторону Сола. Берегись, беззвучно выговорил он, мотнув головой в сторону двух стоящих джентльменов, вон того.
Сол быстро кивнул. Он полагал, что понял, кого из этих двух имел в виду Беркович, но потом он уточнит, чтоб уж знать наверняка — но это потом, когда будет время спросить, почему.
Керри МакГрегор, кажется, могла заметить эти их переговоры, хоть и сидела, отвернувшись лицом к окну. По крайней мере, она могла понять, что между ними что-то происходит — что они не были совсем уж незнакомы друг другу.
— Возможно, Кэбот, — сказал Грант, — мы с вами и правда должны вернуться в Сваннаноа. Я так понимаю, что к нам вскоре должны присоединиться гости прекрасного пола, которые прибыли ранее.
Кэбот, отражающийся в окне, казалось, смотрел на поселок — а может быть, на юную Керри. — Полагаю, племянница Вандербильта, — сказал он безо всякого энтузиазма. — Мисс Слоан.
— Да, и ее подруга, кажется, из Нового Орлеана. Мисс Бартелеми.
Бартелеми.
Судорога сжала грудь Сола. Даже при том, что он знал, он не ожидал услышать в Северной Каролине это имя — эти слова подействовали на него, как удар током.
Он заметил, что Беркович что-то записывает в своем блокноте.
Голова Сола гудела от скрежета тормозов и свиста поезда, разносившегося по окрестным холмам и горам.
Но еще громче в его голове звенело это имя, которое он услышал, находясь четыре года в бегах. Четыре года он надеялся пережить все это.
Бартелеми.
Глава 4
Лиллиан Бартелеми никогда не позволяла себе никаких сожалений, так что это было не оно. Также она не позволяла себе никаких сомнений.