Обернувшись к ним, он спросил с улыбкой:
— Едете в отпуск?
Керри выдавила ответную улыбку.
— Возвращаемся домой. — Она поправила волосы Талли и штанину Джарси. — Это мои брат и сестра. А рядом с вами — наша тетя.
Он протянул руку.
— Арон Беркович. По служебным делам.
Пожимая руку, Керри взглянула ему в лицо: широко открытые серьезные глаза, из нагрудного кармана куртки выглядывает перьевая ручка и небольшой блокнот, твидовый костюм слегка помят.
— Так значит, вы журналист.
— Корреспондент, веду расследование. — Он вытянул шею в ее сторону, казалось, чего-то ожидая.
— О, дайте я угадаю. Вы из Herald. Или из Harper’s.
Он повернулся на скамье, чтобы посмотреть ей в лицо.
— Из New York Times.
— А… Очень впечатляет. И это ваше первое большое расследование?
Он моргнул.
— Как вы догадались?
Она рассмеялась.
— Да на вас это написано — на лице, в глазах.
Он слегка сник.
— Я обещал себе, что буду вести себя сдержанно, словно бывалый писака. Но я хотел заниматься этим со старшей школы. Или еще раньше — с тех пор, как ребенком приехал в эту страну. Власть свободной прессы, стоящей на страже демократии. Вы, наверное, думаете, что я смешон…
— Напротив, я думаю, что все должны любить свое дело, как вы. И куда же вас направили?
Он помедлил.
— Надеюсь, я могу доверять вам, мисс…
Это было откровеннее, чем допускали правила хорошего тона в Нью-Йорке, но они, в конце концов, тоже находились не в светской гостиной. И он действительно нравился Керри.
— МакГрегор.
— Меня отправили, — он оглянулся по сторонам, — в Эшвилл.
— Господи. Что же там, в Эшвилле, может быть гламурного — или дьявольского, — чтобы это вызвало интерес New York Times?
— Можно сказать, в основном люди. Люди с их тайнами, которые они хотели бы скрыть.
— Ну, мистер Беркович, разве не у всех нас есть подобные тайны?
— Конечно же. Но у нас с вами — это наши собственные странности или же недоразумения. А те секреты, о которых говорю я, стоили целую кучу денег и множество человеческих жизней. — Он наклонился к ней. — И теперь… Теперь мы получили новую информацию, чтобы продолжить расследование. Можно сказать, внезапная атака. Главный виновник, который считает, что ему удалось выйти сухим из воды, будет захвачен врасплох. И теперь истина наконец восторжествует.
— Как драматично. И как же вы думаете добраться до истины?
Он дотронулся до ручки и блокнота.
— Я умею задавать вопросы. И наблюдать.
— Господи, — раздался рядом с репортером голос Ремы. — Наблюдать. Ну точно, как наша Керри.
Керри покачала головой в ответ на реплику тетушки. Но Рема, не переставая стучать спицами в такт движению поезда, лишь однажды обернулась на нее и продолжала:
— Господи, да она всегда замечала все самые мелкие детали. И выясняла, что за ними кроется. Эти ее заметочки, так мы это называли. У нее прямо дар, вот что.
— Это правда?
— Ну уж не дар, — сказала Керри более резко, чем собиралась.
Она-то знала, что такое этот ее «не-дар»: просто хороший навык. Ее способ борьбы за выживание. За то, чтобы защитить близнецов. Всего лишь отточенное искусство обращать внимание на такие мелочи, как взгляды, интонации и ритм шагов.
Журналист понимающе кивнул ей.
— А что вы замечаете теперь?
— Только то, что могли бы заметить и все остальные.
— Например?
Взгляд Керри скользнул по вагону, через проход, по скамейке, которой касались вытянутые ноги Талли. Там, слегка отвернувшись, сидел темноволосый мужчина — тот самый, в твидовой кепке, который бежал за мальчиком по перрону, — как бы защищая нависающим телом спящего на левом боку ребенка. В сгибе его правой руки лежал рулон бумаги. Почувствовав их взгляды, он посмотрел в сторону Керри и репортера — и сразу же быстро отвернулся. Его левая рука опустилась на грудь мальчика, как будто его успокаивал сам факт, что ребенок дышит.
— Ну, например… — Керри наклонилась поближе и понизила голос. — Вот почему у этого пассажира такая бледная кожа на шее сзади и над верхней губой? Все остальное у него загорелое, почти до черноты. Должно быть, он недавно постриг волосы и сбрил усы. Костюм на нем почти новый, но при этом плечевые швы практически трещат, а рукава не закрывают запястья, как будто бы он носит одежду другого, более низкого и щуплого человека.
— Ого, — приподнял бровь репортер. После чего игривым жестом вытащил свой блокнот и прошептал: — Теперь, мисс МакГрегор, вопрос — зачем?