— И я не знал.
Он не знал, что не любил прикосновения? Амичия не понимала, почему он не помнил этого, но теперь он будто немного вспоминал.
Каждый кусочек знаний о нем и его виде задевал ее душу. Хоть она все еще боялась того, что он мог с ней сделать, он теперь напоминал человека сильнее, чем остальные. Он хотел вспомнить. Она ощущала это глубоко в душе.
— Бернард, — прошептала она, глядя на него. Она хотела, чтобы он пришел в себя из шока, в который погрузился.
Жуть посмотрел на нее большими глазами.
— Что ты сказала?
— Как по мне, ты похож на Бернарда.
— Я ни на что не похож, — ответил он. — Я похож на Жуть, мы все одинаковые. Мы должны так выглядеть, чтобы никто не понял разницы, когда мы нападаем. Мы просто армия чудищ.
— Ты другой, — Амичия сжала костыли и пошла к двери. — И только ты со мной говоришь. Так что ты будешь Бернардом.
Он повторил имя, следуя за ней, тихое слово звучало и звучало, а потом он фыркнул.
— Глупое имя.
— Почему ты так говоришь? Оно означает «медведь», храбрый и крепкий.
— Потому и глупо, — Жуть по имени Бернард пошел впереди нее, повел ее к купальне. — Я не такой как медведь. Я — слабак, который не смог даже биться с другими Жутями.
— Сила не только в физической мощи, — ответила она. — Сила может быть в способности преодолевать трудности. Она может быть в способности находить изъяны в своей душе и исправлять их.
Они шли по коридорам поместья. Теперь она видела здание в свете солнца и понимала, что место было куда красивее. Лучи плясали на позолоте, превращая коридор в луч света. Статуи сияли, белый мрамор был чистым, хотя слуги давно их не протирали.
Ее глаза болели от идеального вида, и Амичия смотрела на свои ноги, а не на вещи вокруг. Но даже пол был красивым. Жилы темного мрамора виднелись в белом как вены живого существа. С каждым шагом она следовала по темным жилкам к тому, что не могла представить.
— Дыши, — сказал Бернард. — Ты перестала дышать, человечек.
— Меня зовут Амичия, — ответила она. — И такая роскошь не была создана для таких глаз, как мои.
— Но было создано для моих? — он фыркнул. — Мадемуазель, это и не для нас.
Он был прав, она не могла спорить. Она выдохнула и сосредоточилась на том, чтобы двигаться и не упасть.
За три недели ее рука из горящей от боли стала тупой болью, которая не пропадала. Было не так плохо, как ее нога, ее тело словно решило заживлять раны по очереди. Ее нога была в красных воспаленных ранах на боку бедра, и это ее беспокоило.
Амичия не хотела потерять ногу. Она не знала, выживет ли без ноги. Она не была аристократкой, которой помогали слуги. Так она просто осталась бы одинокой. Но как крестьянка? Она не сможет работать. Не сможет зарабатывать, и ей придется стать попрошайкой на улицах, где она умрет за одну зиму. Пропадет из виду, и все забудут о ней.
— Куда делась та попрошайка? — спросил кто-то через несколько лет после ее смерти. — Она чинила мои часы, когда они ломались.
Амичия отогнала жуткие мысли. Пока она была тут, и ей нужно было думать об этом.
Бернард вел ее прочь от тех частей поместья, которые она уже осмотрела, к двери, где она никогда не была. Стекла когда-то стояли в окнах, но от них остались только неровные обломки.
Она видела за дверью лабиринт старой живой изгороди. Задний двор. Тут она, скорее всего, упада.
— Вот, — сказал Бернард, обвив рукой ее талию. Он глубоко вдохнул от контакта, мышцы дергалась на его челюсти. — Я помогу спуститься.
— Я справлюсь сама.
— Мы оба знаем, что это ложь.
Да, но она не хотела признавать это. Она хотела делать все сама, поторопить исцеление. Амичия знала, что это приведет к ране, о которой она пожалеет. Но это не означало, но она не собиралась упрямо давить на тело.
Они вместе вышли из поместья в поля.
Амичия совершила ошибку, оглянувшись на поместье, и увидела небольшую вмятину в снегу у двери. Снег там был бледно-розовым.
— Это…
— Да, — перебил ее Бернард. Он сметал снег с дороги для нее крыльям, упрощая для нее путь. — В купальни иначе не попасть. Прости, что тебе приходится снова видеть это место.
— Я его не помню, — прошептала она. — Я помню лишь падение, но не как ударилась.
— Надеюсь, и не вспомнишь, — Бернард поежился, большие крылья хлопнули, и он продолжил сметать снег с дороги. — Звук был гадким.
Ей не нужно было знать, как звучало то, как его господин сбросил ее с крыши на смерть. И она не сомневалась, что Король Жути хотел ее убить. Его последние слова все еще звучали в ее голове: