— Он мне всегда нравился, — ответил Натаниел, вдыхая нюхательный табак, высыпанный на тыльную сторону ладони, после чего громко высморкался. Он был из тех мужчин, которые не могут пользоваться носовым платком, не издавая трубного звука. — Значит, вы не разочаровались? Может, вам больше понравился бы один из тех домов в афинском стиле?
— Нет, только не в этом месте. Ни за что. Здесь не надо менять ни одного окна, балки или камня-плитняка.
— Во время моей жизни здесь ничего не изменится. Что было хорошо для моих предков, подойдет и мне. Во времена Тюдоров знали, как строить навеки, тогда мебель делали по тому же принципу. Каждая вещь в этом доме прочна, полезна и изготовлена из доброго английского дуба, который легко перенесет любые опустошительные действия времени. Это не модные древесины, которые используются сегодня. Они царапаются, стоит только прикоснуться к ним пуговицей от рубашки, на них остаются пятна от винных бокалов, хотя у вас не будет иного выбора, кроме как обставить лондонскую резиденцию мебелью из никчемной древесины после того, как меня выберут в Палату общин.
Тут она догадалась, что муж лишен способности оценить старый дом с эстетической точки зрения. Он видел в нем лишь надежное убежище, на содержание которого почти не надо было тратить деньги, а если это здание оказалось бы безобразным, он бы не заметил этого.
— Мадам, можно показать вам ваши комнаты?
Домоправительница, которую звали миссис Финли, сделала книксен. Это была седовласая женщина, аккуратная и с живыми манерами, и если судить о ней по тому, что Изабелла видела до сих пор, то она справлялась здесь без всякого напряжения.
— Да, пожалуйста.
Изабеллу провели в крыло, которое по традиции предназначалось для хозяйки дома Тренчей. Как это водилось в большинстве старых домов, двери одной комнаты вели в другую. Все было аккуратно обставлено дубовой мебелью. Потолки были столь же великолепны, что и в других домах подобных этому. В спальне стояла кровать с четырьмя резными столбиками толщиной с дерево. Она была такой широкой, что на ней могли удобно расположиться шесть человек. Изабелла тут же подошла к одному из окон и посмотрела на открывавшийся из него вид. Она не разочаровалась. Внизу лежал огороженный сад, который, как и дом, не претерпел никаких изменений. Сохранились первоначальные небольшие клумбы, расположенные в виде геометрических узоров и окруженные низкими растениями. За садом начинался парк, окутанный сумерками. Изабелла разглядела темные деревья вдали.
Позади нее Эми проводила осмотр, готовясь распаковать вещи госпожи, когда принесли последний предмет багажа. Она издала недовольный возглас.
— Что это? Чье это нижнее белье, миссис Финли?
Домоправительница уже уходила, чтобы проследить за доставкой воды для ванны. Она обернулась и смущенно покраснела, увидев, что служанка выдвинула ящик, где лежали эти подозрительные вещи.
— Милосердный боже! Это белье должны были убрать вместе с остальной одеждой. Я заберу его сейчас же.
Домоправительница подбежала к ящику, выгребла его содержимое, но на выходе Изабелла преградила ей путь.
— Миссис Финли, моя служанка задала вам вопрос. Кому принадлежит это белье?
Домоправительница смущенно вздохнула.
— Покойной жене мистера Тренча, мадам.
Изабелла ахнула.
— Но ведь она уже шесть лет как умерла. Вы хотите сказать, что с тех пор ее вещи лежат в ящиках и шкафах?
— Да, мадам.
Домоправительница поспешила уйти, унося белье из кружев и мягкого батиста.
Наученная опытом, Эми ничего не сказала и продолжила бы заниматься прежним делом, если бы не услышала задумчивый голос Изабеллы.
— Это белье ведь не пожелтело оттого, что долго хранилось, правда?
Эми привыкла говорить откровенно и не собиралась ходить вокруг да около, она же ответила:
— Я бы сказала, что это белье стирали совсем недавно.
— Как давно?
— Несколько дней назад. Я легко узнаю недавно выстиранную одежду.
Лицо Изабеллы выражало удивление.
— Как это странно!
— Отнюдь нет. В большом доме часто отдают распоряжения, которые потом забывают отменить. Похоже, никто не напомнил прачке, что больше не следует стирать одежду миссис Тренч. Если бы мистер Тренч не женился еще раз и не распорядился приготовить эти комнаты для вас, это белье продолжали бы стирать, гладить и хранить от моли.
Изабелле хотелось верить, будто дело обстоит именно так, но было трудно поверить, что такая женщина, как миссис Финли, забыла отменить подобное распоряжение. Домоправительница страшно смутилась, когда ей указали на ее упущение. Изабелла поежилась и выпрямила плечи. Было жутковато так резко убрать вещи предшественницы, непонятным образом державшей дом в своей власти до сего дня.
Когда Изабелла искупалась и надела полосатое шелковое платье, она снова прочитала письмо от матери, которое ждало ее. Как и прежде, в нем содержались тирады против Натаниела. Августа рассчитывала, что после заключения брачного договора сможет радостно заняться покупками, но обнаружила, что тот составлен таким образом, что за один раз ей удастся снять лишь скромную сумму, а накопление долгов приведет к тому, что она больше не получит никаких денег. Даже лондонский дом утратит привлекательность, если не будет щедрого притока денег для покупок и нельзя будет содержать его в состоянии, которое диктуется ее положением в обществе. То, что Августе пришлось вернуться в старый дом в Бате, привело к разочарованию и хандре даже после выплаты долгов. Августа недооценила Натаниела. Он был не дурак. Августа не разглядела, что его осторожность является ее спасением, иначе она бы до истечения года снова оказалась в затруднительном положении. Изабелла сложила письмо, радуясь тому, что матери обеспечено спокойное будущее, но без мотовства, а это хорошо. Что же касается Сары, то сообщения, поступавшие к Натаниелу из института благородных девиц в Дорсете, говорили о том, что та никоим образом не подчинилась тамошней дисциплине и с каждым днем становилась все буйней, что приводило Изабеллу в отчаяние. Натаниел никогда не позволит Саре покинуть это заведение, пока не получит от директрисы отчет о ее хорошем поведении. Минул лишь год с тех пор, как ее туда отправили, и Изабелле казалось, что Сара напоминает свободную птицу, посаженную в клетку. Матери судьба Сары была безразлична, но Изабелла тревожилась за нее. Ей хотелось, чтобы Натаниел позволил сестре навестить ее, но муж даже слышать не желал об этом. То обстоятельство, что на письма Изабеллы Саре не поступало никакого ответа, еще больше тревожило ее.
Пробили часы. До подачи ужина оставалось четверть часа. По пути в небольшую столовую Изабелла решила немного осмотреть дом. Повсюду горели свечи, в каждой комнате, в которую она заглядывала или через которую проходила, горел камин, снова возвращая дом к жизни. Открыв одну дверь, Изабелла оказалась в длинной галерее, где можно было прогуляться, особенно дамам, если стояла скверная погода, к тому же здесь было прекрасное место, где могли играть дети. Пока она шла вдоль галереи, любуясь сценами сотворения мира на алебастре и на куполообразном потолке, она затосковала по дню, когда сможет дать собственным детям затаившуюся в сердце любовь. Она могла вытерпеть многое ради того, чтобы забеременеть. Иногда лишь это страстное желание давало ей силы духа и храбрость.
Изабелла вышла из длинной галереи через дальнюю дверь и, миновав другие комнаты и еще одну лестницу, оказалась в той части дома, где Натаниел должен был ждать ее. Она снова почувствовала запах плесени, здесь он слышался даже сильней, чем в большом вестибюле. Она остановилась, пытаясь определить, с какой стороны он идет. Запах привел ее к паре двойных дверей высотой до самого потолка с красивой резьбой.
Не успела она войти, как догадалась по красивым занавескам и гобеленам, что находится в большой комнате, которая в елизаветинскую эпоху, должно быть, являла собой место гостеприимства и встреч предков мужа. Как везде в доме, здесь горели свечи, в камине потрескивали дрова в честь возвращения хозяина. Изабелла пожалела о том, что эта великолепная комната оставалась безмолвной столько лет, ведь Натаниел признался, что не жалел сил и времени, чтобы привести в порядок запущенное имение Тренчей после того, как унаследовал его. К счастью, сейчас он был готов к переменам. Став кандидатом от политической партии, а впоследствии членом парламента, он начнет устраивать приемы и большую комнату снова огласят чарующие звуки, льющиеся с возвышавшейся над комнатой галереи для музыкантов. Портрет Уолтера Тренча, который возвел этот дом, нашел почетное место над огромной каминной полкой. Изабелла уже собралась подойти и рассмотреть его поближе, но вдруг ее остановило присутствие гостьи, ожидавшей здесь.