Прибыв в Лондон утром в свой двадцать четвертый день рождения, Томас вышел из дилижанса у постоялого двора «Ангел». Все здесь казалось знакомо, ведь Томас привык к суматохе городской жизни. Когда сводники, лавочники и другие плуты пытались перехватить его при выходе из внутреннего дворика, ему пришло в голову, как это здорово, что он не бестолковый парень, только что покинувший родной дом, а сообразительный йоркширец, который якшался с людьми всех слоев общества и, как говорится, знает что к чему!
Тем не менее Лондон произвел на него то же впечатление, что и на большинство новичков. Томас с удовольствием смотрел на очертания города от вытянутого в длину Тауэра до купола собора Св. Павла. На реке происходило столь же оживленное движение, что и на улицах, где колесные средства перемещения и паланкины создавали нескончаемую вереницу цветов и фасонов. Позднее Томасу предстояло узнать город, его окрестности столь же хорошо, как он когда-то узнал родные места, но первым делом ему надо было найти мастерскую близ Длинного акра, считавшегося районом краснодеревщиков. После некоторых поисков он нашел одну мастерскую на бедной окраине этого района — она располагалась в убогом дворе среди множества узких улиц. Здесь вряд ли удастся привлечь клиентов, ибо местные жители были без гроша в кармане, через эти края богатый экипаж проезжал как можно скорее, а кучер всегда держал наготове хлыст да пистолет с взведенным курком. Но начать с другого места ему было не по карману, а со временем можно будет найти что-нибудь получше. Томас радовался тому, что наконец-то стал сам себе хозяином, мастером своего ремесла и никому не обязан. Каким бы трудным ни было начало, он больше никогда не станет наемным рабочим. Ощущение свободы пьянило.
Выбранное Томасом узкое здание, вклинившееся среди гораздо более высоких, раньше занимали производители мехов, а это означало, что в довольно просторном помещении на нижнем этаже найдется место для верстаков и очага, где можно развести хороший огонь, когда того потребует работа. На верхнем этаже располагались две небольшие комнаты для жилья с низкими балками, о которые Томас постоянно разбивал лоб, чуть не теряя сознание. Тогда он повесил два плаката, предупреждавших его об опасности. Томас обследовал чердак и приуныл — в потолке зияли дыры, но он скоро заделал их, после чего ни ветер, ни вода не проникали через них. Одна женщина из высокого дома на другой стороне двора за небольшую плату вымыла и привела в порядок его жилище. Тем временем Томас укрепил двери и ставни, чтобы сюда не нагрянули непрошеные гости, вставил новые задвижки и крепкий замок. И в довершение всего он нашел место для вывески, на которой было изображено кресло. Так он дал знать о природе своего ремесла. К утру этот знак исчез, его украли, видимо, чтобы растопить плиту. Тогда он нарисовал кресло на стене.
Наконец можно было отправиться на поиски работы. Томас положил в сумку несколько тщательно завернутых образцов своих произведений в виде миниатюрной мебели, сделанной по собственным чертежам, и более современные модели. Перебросив ремень сумки через плечо, он отправился завоевывать Лондон. День кончался, но он ничего не нашел. Томасу показалось, что он понял, почему так случилось. Он замечал ту же подозрительность в глазах каждого краснодеревщика, кто осмелился взглянуть на его миниатюры. Никто из них не поверил, что он мог сделать такую работу один, они считали, будто другие мастера причастны к сложной позолоте и резьбе, а его самого выгнали с работы. Что ж, завтра он поступит иначе. Томас возьмет с собой более простые работы, которые не счел нужным захватить в этот день.
Это был мудрый шаг. Он получил заказ на рамку для картины от встревоженного краснодеревщика, у которого заболела половина рабочих. Такое начало не сулило большого заработка, но Томас смастерил рамку и принес ее точно в срок. Резной узор оказался столь высокого качества, что краснодеревщик рассматривал его долго, не веря своим глазам. Затем он заказал Томасу пару стульев. После этого он поручил ему изготовить книжный шкаф с лакированными дверями. Из других мастерских начали поступать субдоговоры. Томас нанял шестерых хороших ремесленников и одного ученика. Он не отказывался ни от одного заказа и сам трудился не меньше своих работников, оставаясь в мастерской далеко за полночь, после того как уходили рабочие. Занимаясь облицовкой, которая представляла собой утомительный процесс при высокой температуре, он не жалел себя. В мастерской было невыносимо жарко, поскольку подвешенное на цепях перед печью обрабатываемое дерево требовало самой высокой температуры. Затем он вместе с учеником брался за цепи и перемещал разогретый кусок дерева к центральному верстаку, опуская его на приклеенную к столу фанеру. Пока дерево шипело на таявшем клее, Томас с работниками принимались за него и колотили до тех пор, пока между ним и фанерой не возникал полный контакт, причем здесь была важна каждая секунда, каждый точный удар по разогретому дереву. Наконец промокшие до нитки работники выпрямлялись, вытирали пот, лившийся со лбов. Случалось, ученик падал в обморок от напряжения, его приходилось приводить в чувство, выливая ему на лоб чашку воды. Когда обшитую фанерой поверхность впоследствии полировали до атласного блеска, Томас часто думал, что будущий владелец вряд ли догадается, сколько пота и сил потребовалось, чтобы изготовить этот книжный шкаф. Он не страшился ада. Там не могло быть хуже, чем в мастерской, где занимаются облицовкой.
У него почти не было ни свободных денег, ни свободного времени, но если и то и другое появлялось, Томас старался как можно полнее воспользоваться ими. В театрах оставалось много дешевых мест для тех, кто не ленился пробираться к ним, расталкивая всех локтями, развратные дома стали каждому по карману. Скромные пари принимались столь же быстро, что и крупные. Во время петушиных боев, травли медведей, кулачных поединков ставили по тысяче и больше гиней. Устраивались новые сражения, в которых женщины дрались, обнажив и груди, на ринге они скорее напоминали диких кошек, нежели бойцов. Дни, когда кого-то вешали, обычно превращались в общий праздник, толпы людей устремлялись к Тайберну, где царила атмосфера карнавала. В Йорке Томас был свидетелем того, как всего за пять минут вздернули зловещего разбойника Джона Палмера, известного как Дик Тэрпин. Хотя по своей природе Томас не был слабонервным, ему не хватало духа смотреть на подобные зрелища, поэтому он отдал предпочтение более веселым развлечениям. В его распоряжении находились парки, которых было более семидесяти, причем Ренли и Воксхолл были самыми лучшими. Он обычно гулял в последнем, куда вход стоил дешевле. Почти на каждой улице можно было найти ресторан. Таверн и кабаков было еще больше. Пивная на Боу-стрит отличалась от сотни других своей вывеской, на которой значилось: «Напиться допьяна можно за пенни, стать мертвецки пьяным — за два, зато солома ничего не стоит». Томас еще не напивался до столь беспомощного состояния, чтобы ему пришлось отсыпаться на бесплатной соломе во дворе пивной, однако несколько кружек пива в одной из бесчисленных таверн не причиняли никому особого вреда, и он радовался тому, что может избавиться от напряжения, накопившегося во время работы. Повсюду встречались также кофейни, ставшие местами, где можно поговорить, послушать беседу или присоединиться к ней, почитать имевшиеся там газеты, обменяться сплетнями или коммерческой информацией, заплатив за чашку этого ароматного напитка. Случилось так, что представители определенных профессий и ремесел собирались в излюбленных местах, таких как кофейня Ллойда на Ломбард-стрит, которая стала центром страхования морских перевозок. Кофейней для краснодеревщиков служила Старая скотобойня на улочке, названной в честь св. Мартина, причем другие тоже обосновались в этом районе. Как раз здесь Томас установил полезные связи, собрал всю необходимую информацию о рококо, все еще называемом многими ремесленниками стилем модерн, ибо он зародился во Франции. Он также узнавал последние новости по другим важным вопросам изготовления мебели. Томас стал получать все больше заказов на основе субподрядов.