— Ты испорченная девчонка.
— Не я, тупица. Я — больше нет. Слишком часто сбивалась с курса, чтобы моя испорченность еще действовала.
Сладкоречивый Гаррет признал:
— Я это знаю.
И даже не понял, что влип.
— О да! Вот почему я тебя люблю. Ты говоришь комплименты.
— Хотел бы я, чтобы люди твоего сорта обходились без комплиментов. Разве нельзя поговорить о проклятущей погоде, без того чтобы свернуть на…
— Брось, Гаррет. То, что сказал Два Шага, означает, что у нас есть проблема покрупнее.
— Слушаю.
— По словам свидетеля нападения на Морли, щедро оделенная прелестями девушка, в обтягивающей черной коже, руководила созданиями, которые наносили удары. Она представляет собой примерно кубический ярд пышных светлых кудрей. Девушка, с которой встречался Два Шага, — коротко стриженная брюнетка с глубокими карими глазами. Что касается блондинки, никто не говорит, какого цвета у нее глаза.
— «Созданиями»?
— Мужчинами в плотной шерстяной одежде с большими серыми яйцами вместо голов.
— И ты не потрудилась рассказать мне об этом раньше?
— Как я могла рассказать то, о чем тогда не знала?
Я понял.
— Повидайся с Рохлей и Саржем. Они могут прояснить, во что вляпался Морли.
Белинда не ответила. Я только что сморозил какую-то глупость.
— Они ничего не знают, — догадался я.
— Ваше высказывание верно, сэр. Морли вышел из «Виноградной грозди» после поздних развлечений. Больше его не видели. И это все, что они знают.
Я без труда поверил. Речь шла о Морли, чертовом Дотсе, абсолютном индивидуалисте.
— Думаю, все, что мы можем сделать, — это быть терпеливыми и надеяться, что он расскажет что-нибудь полезное, когда очнется.
— Ты вопиющий гений, Гаррет. Я так рада, что у нас с Морли есть такой друг, как ты.
— Я особенный парень.
15
Когда я проснулся, солнце уже встало. Как и королева преступного мира. Она пребывала в хорошем настроении, хотя ее застали во время неэлегантного процесса — сидела на ночном горшке.
— Посмотри туда! — показала она.
— И что я должен там заметить?
— Мы закрыли окно и задернули занавески.
Они вновь были сдвинуты. Створка окна приподнята на четыре дюйма. Блестела, высыхая, новая слизь.
— Мне никогда не нравились окна с подъемными створками.
— Не знаю, почему я проснулась. И мне не важно почему. Но, проснувшись, я увидела нечто типа питона, ползущего в щель. Примерно с ярд длиной. Думаю, он держал курс на Морли.
Я прервал разговор и изучил конструкцию окна. К тому же это позволило Белинде сохранить достоинство.
— Большая змея? Очень?
— Не слишком. Когда ты был на островах, ты видел по-настоящему гигантских гадин. Наверное, эта змея тебя бы не впечатлила. Но мне она показалась большой.
— Она уползла, как только поняла, что ты проснулась?
— Нет. После того, как я ударила ее раз двадцать твоей палицей.
Эта женщина была роскошной, и умной, и злой, но она не являлась знатоком разрешенных орудий для самообороны. Я не ношу с собой ничего более банального, чем дубинка.
— Почему ты меня не разбудила?
— Я орала. А ты даже не перевернулся на другой бок. Потом я была слишком занята, выколачивая слизь из проклятой твари.
— Ты должна была ткнуть в меня дубинкой.
— Меня отвлекали. Я о таком не подумала.
Это ее характерная черта. Белинда вряд ли когда-либо обращалась за помощью, даже если у нее не было иного выхода. Удивительно, что она попросила помочь с Морли.
— Хорошо. Расскажи, что случилось. По порядку. Как можно точней.
— Я же сказала. Там была змеюка. Я колошматила ее до тех пор, пока она не убралась. Все, что осталось, — блестящая дрянь. И — да, теперь я понимаю: мы должны перевезти Морли, потому что не можем как следует защитить его здесь.
Морли издал какой-то звук. Я подумал, он хочет что-то сказать. Но я ошибся. У него отходила мокрота.
— Это хороший знак?
— Надеюсь, — ответила Белинда.
На несколько секунд она стала женщиной, какой могла бы быть, если бы выбрала других родителей и не выросла отъявленной социопаткой.
— У тебя здесь что-нибудь заготовлено, кроме меня? — спросил я.
— Снаружи. Ты — мой внутренний парень. Ты — тот, кому я доверяю.
Кто-то постучал в дверь.
— Пароль? — не смог удержаться я.
— Как насчет «завтрак», балбес?
Похоже, говорила Ди-Ди.