Уходя, Хизер улыбнулась мне глазами. Она мне очень нравилась, но значилась одной из первых в списке врагов моей рыжули. Дело в том, что Тинни играла в нескольких пьесах Иона Сальватора и зазналась. Еще как зазналась! Тогда Хизер дала ей понять, что талант Тинни смогут лучше оценить где-нибудь в другом месте. Это был жестокий удар, поскольку «Мир» оставался единственным театром, где от актрис не ожидалось, что им придется вступать в порочные связи с публикой.
Тинни не привыкла к поражениям и почти не способна была воспринимать критику.
38
Я спокойно проводил время с другом, правда в присутствии громил Джона Растяжки. Пристально смотрел на Морли, желая, чтобы тот вернулся.
В комнату вошла Белинда.
— Без изменений?
— Без. Что-то явно не в порядке.
— Нам следует о многом расспросить лекаря.
— Ты уверена, что он не знает о старом Мешке с костями?
— Веришь или нет, Гаррет, почти никто, кроме твоих знакомых, о нем понятия не имеет. Тем более что ты так долго был не при делах.
В Танфере быстро обо всем забывают. Может, это навык выживания в городе.
— Покойник всего-навсего рассказ-страшилка. Им пугают друг друга дети. Никто на самом деле не верит в его существование.
— Интересно.
— Скоро мне надо будет уйти. Но еще немного я могу задержаться. Хочу дождаться лекаря.
— Если он вообще явится.
— Явится. Однако может не войти в дом, если не увидит меня.
Еще как войдет — если только не в состоянии стряхнуть с себя мысленный контроль логхира.
«Лекарь близко, но ему очень не по себе. Он необщительный человек».
Белинда не среагировала. Покойник не включил ее в беседу.
— Его Милость думает, что доктор наконец здесь, — сказал я.
Старые Кости избегал вступать в прямой контакт, пока не становилось слишком поздно, чтобы человек увильнул. Может, Белинда и дальше будет верить, что в ее мысли никто не вторгался.
Я ощутил отзвук веселья логхира.
— Твой человек очень нервничает, — сказал я Белинде. — Забери его в дом, а то он совсем перетрусит. Не наскакивай на него, пока мы не запрем за ним дверь.
Мне мысленно намекнули на что-то вроде старой пилы: дескать, не учи ученого. В то же время Старые Кости ненавязчиво повлиял на гостей, чтобы те перешли в его комнату или кабинет Синдж.
Спустя мгновение я сказал:
— Доктор! Проходите. Я начинаю всерьез беспокоиться о друге.
Лекарь стиснул свою сумку, держа ее у груди. Он пристально смотрел на троих крысюков и выглядел так, будто его только что приговорили к повешению.
— С вами все хорошо?
Он открыл и снова закрыл рот. Но не издал ни звука. Белинда заполнила дверной проем за его спиной. Она не трудилась сохранить любезное выражение лица.
— Не обращайте внимания на этих парней, — сказал я. — Они здесь, чтобы защищать Морли.
— Вы пролили лекарство, которое я вам дал? — еле слышно спросил доктор.
— Да, выронил, открывая пробку. Пузырек упал на пол и закатился под кровать. Когда мне удалось его выудить, он был уже пуст.
Лекарь слегка расслабился.
— Ну, вообще-то, — ухмыльнулся я, — не совсем пуст. Я соврал. Мы решили, что, если заставим вас так думать, это поможет заманить вас сюда. Вы — преступник.
Он широко распахнул глаза и побледнел еще больше.
Его попытка сбежать потерпела крах. Белинда не двинулась с места.
«О да. Он виновен. Лекарство, которое он дал, было составлено для того, чтобы мистер Дотс не приходил в сознание. Наш преступник алчен, но он не убийца».
— Друг, вы на перекрестке, — сказал я человечку в черном. — Это поворотный момент в жизни. Он может стать фатальным.
«Осторожно. Он верит, что у него есть варианты».
— Леди, стоящая за вашей спиной, от вас не в восторге. Она заплатила вам за спасение этого человека. Вместо лечения вы его отравили. Джентльмен за ней — генерал Туп из Гражданской Гвардии. Он тоже хочет задать вам несколько вопросов.
«Легче, — передал Старые Кости. — Перестань давить. Я должен взять под контроль функции его тела, особенно сердцебиение. Если я этого не сделаю, он может умереть».
Я начал было задавать вопрос.
«Молчать! Его сердце готово разорваться».
Я слышал, что такое случается с мышами и лошадьми, но никогда — с человеком.
Предупреждая Белинду и Тупа, я поднял руку. Мы не должны были помешать Умнику совершить его «колдовство».