- Тс-ссс!!!, Тихо, тихо! - бормотала я себе под нос и радавалась тому, что стихал жар в моей ладони, а Филипп послушно продвигался к двери.
Сплетясь руками, словно два дерева ветками, мы благополучно очутились в коридоре. За нами тихо закрылась дверь. Я осторожно скосила глаза на свою правую руку и коротко выдохнула. Перстень Соррелей больше не гневался. Спрятался внутрь, словно устрица в раковину зловещий алый свет. Потухли оранжевые искры. Но другие искры теперь завоевывали мое тело. Жар желания, сладкое предвкушение кружили голову и парализовали волю.
Мы все еще стояли посреди полутемного коридора не размыкая рук, все теснее прижимаясь друг к другу.
- Николь, твоя спальня рядом? Я не ошибаюсь?
Шепот горячий, прерывающийся, хриплый защекотал мое ухо, заставил сладко вздрогнуть.
- Не ошибаешься!
Сильные руки подхватили меня словно пушинку, шаг затем другой и вот мы уже отрезанны от ненужных, случайных свидетелей нашей страсти.
Мне казалось, что не было этих долгих лет, что еще вчера мы так же безумствовали срывая одежду друг с друга. Торопливо, как в приступе болезненной горячки, иступленно, словно путники в пустыне которые дорвались до единственного источника.
Насытившиеся и ленивые мы лежали рядышком в моей постели. Мне было непривычно ощущать рядом обнаженного, уставшего от любовной горячки мужчину.
- Николь, поклянись мне, что не сбежишь, как тогда, - тихо улыбаясь проговорил Филипп. - Я так боюсь заснуть, а проснувшись не обнаружить тебя рядом.
Я повернулась к нему, провела пальцем по ровному носу с едва заметной горбинкой, по твердой линии красивого рта, по подбородку выступающему упрямо и дерзко.
- Не бойся, спи! Куда я убегу из своего дома? Скорее всего я возьму тебя в плен и не выпущу из Соррель Холла, - я тихонько засмеялась. - А знаешь, я тоже боюсь. Боюсь, что через девять месяцев обрадую тебя следующей наследницей или наследником. Ведь уже известно к чему ведут такие любовные безумства. А еще мне страшно..., - я запнулась и замолчала.
Филипп затих, терпеливо ждал когда я продолжу фразу, но не дождавшись приподнялся на локте и заглянул мне в глаза.
- Чего тебе страшно, Николь? - с тревогой спросил он.
Я закрыла лицо руками еле сдерживая смех.
- Мне страшно, что вдруг эти любовные безумства, эти необузданные желания с которыми мы не в силах справляться, будут возникать каждый раз, стоит только нам прикоснуться друг к другу! Хотя я наверное не против..., - смех звонкий и заливистый вырвался из моего горла, взлетел под высокие своды потолка.
Филипп рыкнул и сжал меня в объятиях. Покрыл быстрыми поцелуями мое лицо, нашел смеющиеся губы. Поцелуи становились все медленнее, глубже, чувственнее.
- Я тоже совсем не против, Николь. Совсем не против, - выдохнул между поцелуями мужчина и нас опять накрыло безумством.
Глава двадцать четвертая. Все становится на свои места.
Я волновалась, словно готовилась к главному экзамену в своей жизни. Экзамены бывают разные, а вот мой заключался в том, как наиболее осторожно и благоразумно представить Филиппу свою дочь... Нет, не так! Как объяснить Зои, что совершенно посторонний мужчина - это ее отец.
Мой страх был похож на сомнения путника которому предстоит пройти по хлипкому, качающемуся мостику над глубокой пропастью. Идти вперед необходимо, но как же трудно!
Я приготовила целую речь, припасла пару-тройку самых трогательных, самых обаятельных и неотразимых улыбок, но воспользоваться ими мне не пришлось.
С утра Филипп и Старый Паук вынуждены были отправиться в город. На заводе который они оказывается уже успели купить, случилась крупная авария, о чем сообщил приехавший ранним утром бледный и перепуганный гонец.
Провожая сонного, глупо улыбающегося Филиппа, я старательно избегала довольных и любопытных взглядов, которыми одаривал нас бодрый, жизнерадостный дед.
Когда автомобиль сонно чихая, проехал подвесной мост и скрылся за поворотом, я облегченно выдохнула. Пока мне предстояло объяснение только с моей дочерью.
После завтрака я предложила Зои пойти в мой кабинет. Она очень любила эту комнату, обожала разглядывать разноцветные корешки книг на массивных полках, старинные карты которые рисовал известный мореход-первопроходец. Любила сидеть в большом кресле и наблюдать за золотыми, важными рыбками в круглом, зеленовато-прозрачном аквариуме.
Дочка с радостью приняла мое предложение, серьезно рассказывая мне о своих важных, детских проблемах, она очень ловко вскарабкалась на высокое кресло, уселась устраиваясь поудобней и замерла не в силах оторвать взгляд от царственно-ленивых рыбок.