— Еще ничего! Мне надо подписать приказ у Игоря Викторовича!
— Ника, ты большая девочка, посмотри на дядю внимательно! Чем он подпишет?
— У него рука в гипсе!
— Дима, ты подпиши за него — ты же можешь! А ему все равно, — предложил Алик, скорбно заглянул Чире в зрачок, — его не колбасит ни разу! Чем его укололи?
Дим-Дим поманил пальцем Жеку, изъял в его внутреннем кармане ручку и воспроизвел на трех чистых листках, которые я предусмотрительно принесла с собой, подпись Чиры так похоже, что я только охнула!
Папочка отдал листики мне, чмокнул в щеку и обнял:
— Ты довольна? Солнце, езжай домой…
Первый раз наблюдаю батю пьяным до состояния глухого рывка из реальности!
Я слышала, что многие девушки ловко клянчат у отцов или содержателей, впавших в хмельное благодушие, денег и прочих земных благ. Может, и мне пришла пора пустить слезу, обнять папочку и попроситься обратно в Англию?
Но я не умею… Не умею просить — даже у родного отца! За моей спиной хлопнула дверь, и Дим-Дим радостно всплеснул руками:
— А вот и медсестричка! Пришла поставить Чире клизму!
— Ему клизма не поможет, ему даже укол не помог!
Я тоже оглянулась и остолбенела — там стояла Лида!
Стальная леди поправляла небрежно наброшенный на плечи белый халат и брезгливо взирала на этот пьяный фарс. Лиде белое к лицу даже больше, чем черное. В белом она похожа на Снежную королеву, совершающую краткую контрольно-ревизионную вылазку из ледяного дворца.
Может, услыхав недобрую весть, решила уменьшить страдания болящего и помириться с ним? Хотя вряд ли, Лида слишком сильная личность для такого слащавого чувства, как элементарная жалость… Скорее, пришла убедится, что ее вечный должник останется жив и по выздоровлении может быть передан в руки судебных приставов!
Дим-Дим жизнелюбиво протянул Лиде стаканчик, свободной рукой указал на узел собственного галстука:
— Давайте выпьем за знакомство! Дима! — Затем крестный привстал и тем же пальцем потыкал моего папашу в грудь под расстегнутой рубашкой: — А это Джордж! Как президент Буш!
— Какой именно — младший или средний? — презрительно поинтересовалась Лида.
— Единственный и неповторимый! — объявил отец, совершил ряд сложных мышечных сокращений, в итоге смог подняться с тумбочки и даже попытался поцеловать Лиде руку.
Но она только поморщилась:
— Что, в тюрьме есть не только лазарет, но еще и КВН?
Родитель картинно задумался и изрек:
— Давно не был — не знаю!
— Джордж, ты сильно сказал! Молодец! Я всегда был твой поклонник — хочешь пяточку? — Алик потянулся к папке с подозрительного вида сигаретой, но зацепился о капельницу, рухнул сверху Чиры на кровать и попутно умудрился задеть стул с Дим-Димом — как в дешевой ситуационной комедии.
Лида снова поморщилась, крепко взяла меня за предплечье:
— Ника, что ты здесь делаешь? Пошли отсюда, позовем врача… — и выпихала в коридор.
Строго повелев ждать ее около машины, направилась в ординаторскую.
А когда мы сели в машину, отчитала:
— Вероника, где ты умудрилась познакомиться с этим ковбоем?
— С каким? — не уразумела я.
— С этим Джорджем, или кто он такой… Ника, у него два срока на лбу пропечатаны крупным шрифтом! Твой папа придет в ужас, когда узнает, с каким типом ты встречаешься!
Я смутилась и стала сбивчиво оправдываться:
— Я с ним не встречаюсь! Я его видела первый раз в жизни!
— Не пытайся меня обманывать, я десять лет отработала в следствии! Он же тебя обнимал, когда я зашла…
Пришлось капитулировать:
— Это мой… родственник… Но очень-очень дальний!
Если девушку некому обнять, кроме родного отца, — значит, вид у нее препоганый.
Я вылезла из-под душа, протерла зеркало в ванной и стала разглядывать собственную внешность. Гордиться нечем — вид у меня замордованный, как у узника совести. Мокрые волосы свисают сосульками на лоб, брови давно забыли про пинцет и прочий профессиональный уход, под глазами мешки, губы пересохли и потрескались, а кожа усталая и обессиленная.
Я порылась на полочке, выбрала маску, гарантирующую эффект сияния и оздоровления для кожи, подвергающейся ежедневным стрессам. Нанесла, старательно соблюдая указанные в рекомендации направления движения пальцев, обмотала голову полотенцем, устроилась на уютной софе, поджала ноги и закрыла глаза, отсчитывая положенные пятнадцать минут, и незаметно провалилась в хронодыру.
Среда. 10:25
Утро выдалось хмурым. Когда я с трудом вынырнула из липкой сонной мути и разлепила веки, солнце уже пробилось сквозь осенний туман к середине неба, часы безжалостно показывали не только дневное время, но и новую дату. Самую поганую дату в календарном году — мой день рождения. Я никогда не праздную, поэтому мне наплевать, что я плохо выгляжу. Задрыхла, не смыв маску, кожа у меня теперь бледная, как у фарфорового Пьеро, и даже накраситься уже не успею — но это фигня!