Очень скоро я узнала, что сам тип пирсинг не делает — делает его друг. Друг сейчас на конкурсе, вернется и сразу проколет мне уши. Как я прожила столько лет без единой дополнительной дырки в теле! Маэстро повертел мою голову, как скульптор — глину, пощелкал ножницами, отступил на шаг, оценил и умиленно прошептал:
— Люся, посмотри: я не хирург, но все, что мог, — сделал!
Это что — про меня?
Я поспешно вывалилась из мира грез и заглянула в зеркало.
Волос на моей голове действительно осталось совсем немного. Зато остаток распределился так ловко, что изменил меня больше, чем иных меняет пластическая хирургия. Глаза, подчеркнутые острыми уголками прядок, кажутся большущими и яркими, носик и рот, даже подбородок, — легкие и изящные, — как будто их нарисовал художник японских комиксов манга, а сбросившая излишек волос голова держится прямо и гордо. Не верится, что я могу так выглядеть!
Люся отложила ножницы и всплеснула руками напротив скопления бус:
— Идеально…
Я оторвалась от зеркала и вручила мастеру заслуженные чаевые:
— У вас так славно! — Я бы запросто балаболила с Люсей дальше, весь остаток дня, как раз включили мою любимую «Тень вампира» с Малковичем.
— Да, Люся со всеми ладит, просто лапуля!
— Такая обаятельная, почему она не замужем?
— Зачем ей муж, у нее есть Паша! — Носитель пирсинга вздохнул. — Паша нереальный, я ему корректировал татуировку…
Может, раз я такая красавица, мне пора перестать заморачиваться с замужеством, а просто завести себе такого Пашу? То есть не целого Пашу-Трифона, а славненького маленького сыночка?
Я переспросила у скульптора человеческих стрижек:
— Нереальный?
— Просто потрясающий! — Скептически оглядел меня и бросил, как косточку: — Солнце, я с порога вижу, кто из них чего стоит — как мужчина…
Эх… Как в былые времена люди женились один раз и на всю жизнь — без долгой череды пробных браков и случайных связей?
Придется констатировать, что у прогресса есть и малоутешительные стороны: напрасно я истратила время на обратной дороге, ковыряясь среди дорогостоящего белья с прозрачными лямками, колючими кружевами, опасными косточками, крючьями и силиконовыми вставками, цветочками, блестками и заклепками, пытаясь самостоятельно разобраться, что предназначено исключительно для профессионалов, а что — для скромных любительниц. Кружевные трусы — плохая замена жизненному опыту. Порадовать «нереального Пашу» мне нечем: кроме Вика, у меня никого не было…
Вик сидит дома! У меня дома! Надо вернуться раньше отца, чтобы их познакомить и все объяснить. Я посмотрела на часы и помчалась, как Золушка с бала.
И все равно безнадежно опоздала!
Четверг. 19:05
Когда я ворвалась в дом, узнала от охранника, что папа успел вернуться, обнаружил Вика и увлек его в рабочий кабинет, то сразу устремилась вверх по лестнице, перепрыгивая ступеньки, скорее — к двустворчатой дубовой двери.
Отцовский кабинет — угрюмое место: из-за замшевых штор там стоит вечный сумрак, напольные часы каждый час захлебываются поминальным звоном, а диван укрыт шкурой зебры. Даже если допустить, что папку развели, как обычного туриста, и продали ему вместо настоящей зебры выкрашенную авангардными полосами шкуру коровы, все равно жалко животное, и я стараюсь в кабинет без нужды не заглядывать. Отец и сам там редко бывает, потому что в гостиной хорошая акустика и продвинутая система воспроизведения звука, а в кабинете безответственные дизайнеры меломанских радостей что-либо, помимо стандартных колонок в компьютере, предусмотреть позабыли.