Я согласно кивнул, вспомнив слова Николая Васильевича.
На небе уже сгущались синие сумерки. Завершая интервью, я сердечно поблагодарил Лию Кальман за интересную беседу, мы тепло попрощались и пожелали друг другу всего самого хорошего. Вот такая любопытная информация появилась у меня в блокноте после встречи с «пассивом» центра заслуженных работников «Курортздравсервиса».
Я шел через сумрачную лесополосу, ориентируясь на огни Промзоны, и размышлял о центре, о столь разных людях, волею непостижимого закона космического равновесия всяческих противоположностей сошедшихся в одном месте – паразите и альтруисте, – и об их странном симбиозе.
От всей этой истории я испытывал смешанные чувства: с одной стороны, во мне кипел праведный гнев из-за циничного вероломства Липы. Но, с другой стороны, я был восхищен силой характера Кальман, а также отношением к жизни и мудростью этой великодушной женщины – теми ее завидными качествами, которые она проявила в условиях непростой жизненной ситуации. От мыслей же о Липе мне хотелось поскорее отряхнуться, как от заразных насекомых, но, к несчастью, мое расследование только начиналось, и я вернулся к обдумыванию своих дальнейших действий.
Интересно, думал я, выйдя к «Молл-граду», если такая вопиющая несправедливость царит в каком-то несчастном центришке, то что же творится у остальных претендентов на грамоту? Это была хорошая мысль, и я остановился возле освещенной витрины, чтобы сделать в блокноте соответствующую пометку.
Свет был слишком ярок, и я невольно заглянул внутрь торгового павильона. По салону магазина электроники важно расхаживал упитанный парень и оживленно жестикулировал руками. За каждым его движением подобострастно следили двое таких же откормышей и время от времени смеялись в ответ на его реплики. На бейджиках у всех было указано название магазина – «Гаджетмаркет», а вот должности отличались: если первый с гордостью носил звание «суперсликера», то двое других были простыми «гризиджерами». За их спинами четвертый работник расставлял на витрине мобильные телефоны. На его форменной рубашке поло никакого бейджика не было.
Какое-то время я стоял и смотрел на открывшуюся картину, и во мне крепла решимость: нельзя допустить, чтобы и в остальных учреждениях отбор претендентов на награждение грамотой был таким же несправедливым, как и в центре заслуженных работников «Курортздравсервиса», никак нельзя…
Глава 8
Ровно в десять семнадцать утра я в приподнятом настроении вошел в офис, проветрил помещение и сел за стол – руки чесались поскорее «пощупать» лауреатов предстоящего награждения. Я уже полез было в нижний ящик стола за списком, как дверь резко распахнулась, и в офис ввалился нагловатый тип. Постояв на пороге, он обвел взглядом комнату и цыкнул зубом – похоже, обстановка ему не понравилась. Затем он молча вошел внутрь и без приглашения уселся на стул, напротив стола. Ни стука в дверь, ни «здравствуйте», ни «разрешите войти» – ничего не скажешь, хорошее воспитание.
Внешне посетитель чертовски смахивал на сморщенную устрицу без раковины. Хотя нет, «раковинка» все же была: он был одет в темно-синий деловой костюм – и это в такую-то жару! – а на лацкане пиджака красовался маленький значок в виде триколора. Он был невысок ростом и щупловат. На вид ему было лет сорок, но сохранился он значительно хуже многих своих ровесников, которых мне доводилось встречать. Его лицо было как будто дубленым, с резко прорезанными морщинами под глазами, как бывает от регулярных алкогольных отеков.
Внешность непрошенного гостя показалась мне подозрительно знакомой, но я не мог сосредоточиться и припомнить, откуда я его знал – сильно нервировали его пустые глаза, не выражающие никаких эмоций, кроме злобы, которыми он неотрывно смотрел на меня в упор.
Прошло некоторое время, пока посетитель понял, что я могу разглядывать его бесконечно долго, и только тогда он как-то манерно загнусавил:
– Так, значит, это ты и есть?!
– Согласиться с вами, было бы равносильно тому, чтобы подтверждать очевидное, что нелепо, а опровергнуть – значило бы, погрешить против истины, что так же нелепо. Как ни крути, кругом сплошная нелепость, – провел я ему кратчайший курс современной теории познания, продолжая тыкать острием карандаша в подушечку пальца.